Гуськов Игорь Александрович

1. Современные социологические теории рассматривают социальную зависимость либо через концепцию социальной дифференциации, либо в конфликтологическом измерении социальных неравенств, как асимметричность социальных отношений. Поэтому социальная зависимость представляется побочным по происхождению результатом социально-имущественного и социального расслоения или социальной напряженности, связанной с неравенством доступа к социальным ресурсам. Очевидно, что социальная зависимость в структурно-функциональной или конфликтологической интерпретациях понимается как «блокиратор» или «фактор стабилизации» социальной жизни общества. Исследование социальной зависимости, как взаимного позиционирования социальных групп в процессе социального взаимодействия, предполагает не только анализ структурных и институциональных факторов, но и выявление социально-диспозиционных установок, которые «компенсируют» или «замещают» неравный доступ к институциональным ресурсам путем их селекции с акцентом на сужение социального интереса.
2. В условиях социальных трансформаций социальная зависимость модифицируется, так как системные изменения на фоне социальной нестабильности девальвируют достиженческие социальные отношения, допуская неопределенность социальных перспектив. Социальные отношения характеризуются социально-ценностной аномией и «спонтанностью» социальной активности. Социальная зависимость воспроизводится либо в форме социально-клиентальных отношений, либо включением в конвенциональные социальные практики, ее минимизация через уход на социальный микроуровень сопровождается эффектом усиления, что связано с неизбежным снижением социальной и правовой компетентности, необходимой для адекватного использования ин­но­ва­ци­он­ных структурных возможностей и институциональных ресурсов.
3. Российское общество характеризуется высокой степенью дезинтеграции, рассогласованности групповых интересов, образов жизни и поведенческих кодов, что создает ситуацию модификации социальной зависимости, ее смещение из социального взаимодействия в сферу расширения социально-групповой автономности, то есть ограничение партикулярными интересами и формирование универсальных норм в соответствии с должностной иерархией, что ориентирует исследование на выявление показателей социальной ресурсообеспеченности, связанных не только с социально-статусными позициями, но и с включенностью в конвенциональные социальные отношения, объемом и качеством неформального социального капитала и характером социальных установок, ориентированных на селекцию институциональных ресурсов.
4. Социальная структура российского общества характеризуется жесткими «социально-профильными» барьерами и нисходящей социальной мобильностью, так что социальная зависимость конституирует предсказуемое противодействие восходящей социальной мобильности и суженность горизонтальной социальной мобильности. Социальные группы ориентируются на формирование «защитных механизмов» ценой девальвации и недоиспользования инновационно-мобилизационного потенциала. Таким образом, социальная зависимость из состояния взаимного позиционирования переходит в стратегию «отрыва от других», налаживание групповых приоритетов с целью воспроизводства диспропорциональной социальной структуры.
5. Перемещение социальной активности на социальный микроуровень, ограничение социальной зависимости «кругом близких», хотя и создают возможности для дистанцирования от общественных интересов и отказа от «избыточных» социальных обязательств, реанимируют социальные отношения, ориентированные на доверие к до-социальным структурам, что «гасит» интерес к использованию легитимных институциональных возможностей, развитию соревновательности в изменении социально-статусных позиций и концентрации усилий индивидов и социальных групп на актуализации монополии на социальные ресурсы или социального клиентелизма.
6. Социальное участие, как форма социальной зависимости, построенная на симметрии групповых интересов, блокируется в российском обществе разностатусными социальными группами, которые придерживаются социальной зависимости, как практики «социального дистанцирования», что с одной стороны сужает, позитивный эффект влияния институциональных нововведений, связанных с ростом роли социально-профессиональных, и гражданских ассоциаций, а с другой - воспроизводит нарушение принципа социальной меритократии. Тем не менее, социальное участие выступает альтернативой социальной зависимости, поскольку открывает перспективу социально-достиженческим отношениям и базисному социальному консенсусу, что выражается в тенденции формирования в российском обществе « среднего класса», использующего не должностную ренту или ресурс социального клиентелизма, а достигнутые интеллектуальные, профессиональные и гражданские позиции.
7. Формальные и неформальные регуляторы в системе социальных и социально-экономических отношений российского общества оп­ре­де­ля­ют­ся диапазоном социальной зависимости. Так называемая «деформализация» социальных норм и правил связана с отклонением «формальной», правовой зависимости и «внедрением» «отклонений от правил», как наиболее адекватной состоянию социального дистанцирования большинства российского населения. Формальные регуляторы универсальны, а доминирующая форма социальной зависимости «способствует» партикуляризации социальных отношений, интересов, на первый план выступает конвенционализация социальных отношений.
8. Социальный контроль, реализуемый в применении формальных и неформальных норм социальными группами и институтами, связан с возможностями социальных групп в соответствии с логикой интересов использовать социальный контроль в качестве социального ресурса. Поэтому социальный контроль в условиях доминирования социальной зависимости вносит в социальные отношения «дезорганизацию» в том смысле, что, уклоняясь от внешнего социального контроля, формирует систему «заданного» социального самоконтроля, ограниченного только представлениями о «могуществе» других социальных групп, и оставляет должностной иерархии право абсолютного социального контроля.
9. Поведенческие стратегии российского населения можно классифицировать как адаптивные и инновационные, что выражается в стремлении к «привыканию к изменениям» большинства населения, освоению новых социально-профессиональных ролей и принятию достиженческих позиций «успешно адаптированным» меньшинством. Однако дефицит соревновательных институтов, монополия на социальные ресурсы повышают влияние социального дистанцирования, которое определяет сдвиг «адаптирующего» поведения к «экономии личных ресурсов» и уклонению от социальной активности, а в рамках «инновационного поведения» преобладает «присвоение социальных ресурсов» через использование должностной ренты и выключение из социальной жизни «неадаптированных» слоев населения.
10. Социальная зависимость, как «селективное» участие в социальной жизни, ориентирует на завышенную социальную самооценку, так как акторы социальных отношений не заинтересованы в адекватной оценке собственного социально-статусного положения и выявлении достиженческих и приемлемых для общества групповых и индивидуальных претензий. Социальное дистанцирование ограничивает социальную компетентность, налагает на акторов социальных отношений обязательства «взаимного нейтралитета» и завышенные социальные самооценки отталкиваются от позиций «быть как все», что в условиях отсутствия социальной солидарности является наиболее удобной формой нейтрализации социальных различий.
11. Идентификационный выбор при разнообразии иден­ти­фи­ка­ци­он­ных моделей, падении престижа традиционных идентичностей и неполной легитимации современных гражданских идентичностей определяется активностью на социальном микроуровне и свободой от «избыточных» социальных обязательств, связанных с социальной макроидентичностью. Социальное дистанцирование, смещая выбор идентичности в сферу «социального микромира», закрепляет различия, которые основываются на представлениях о своем социальном влиянии и возможностях участия в социальных отношениях, в то время как социальное участие определяет идентификационный выбор как адекватную форму социальной субъектности в социальных отношениях, основываясь на приоритете гражданской идентичности.
12. Происходящие в российском обществе институциональные изменения усиливают значение общего образования не только как лифта социальной мобильности но и как института формирования социальной компетентности. Реализуемая образовательная политика направлена не только на преодоление возникшей аномии института образования, но и на расширение его социального влияния в обществе путем выработки таких институциональных средств, как сочетание централизации и децентрализации образования, вариативности форм образования при достаточно высоком уровне государственной поддержки и социального контроля, использования институциональных стратегий акторами образования, что делает институт образования основным в достижении консистентности институциональной системы российского общества и стартовой площадкой формирования социальной компетентности как альтернативы социальному дистанцированию.
13. В социальных установках акторов образования, как учащейся молодежи, так и педагогов, прослеживается определенное влияние опыта стихийной адаптации через реактивные и стереотипные установки. Для развития образования, как важнейшего социального и социально-экономического ресурса общества, находится в становлении система наращивания социальной компетентности. Внедряемые дистанционные формы обучения, конкурсные отборы призваны как повысить престижность образования и тем самым переломить адаптационные схемы деятельности акторов образования, так и способствовать развитию потребности в когнитивном ресурсе, как основе социального участия, и повышению социальной ценности образования в российском обществе.

1.Гуськов И.А. Социальная зависимость в формировании института образования // Научная мысль Кавказа. Дополнительный выпуск 2. 2006. 0,7 п. л.

2.Гуськов И.А., Кротов Д.В. Социальная зависимость в контексте социальной трансформации // Научная мысль Кавказа. Дополнительный выпуск 2. 2006. 0,7 п.л./0,35 п.л.

3.Гуськов И.А. Социальная зависимость как объект социологического анализа // Социально-гуманитарные знания. 2007. № 12. 0,7 п.л.

4.Гуськов И.А. Социальная зависимость и формирование социальной структуры российского общества // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Спецвыпуск. Социология и политология. 2008. 0,4 п. л.

5.Гуськов И.А., Кротов Д.В., Васильева Д.О. Особенности формирования и функционирования социального капитала в российском обществе // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Спецвыпуск. Социология и политология. 2008. 0,9 п. л./0,3 п.л.

Монографии, брошюры

6.Гуськов И.А. Волгодонск 90-х: современные тенденции развития социальной ситуации. Волгодонск, 1998. 0,5 п.л. (в соавт)

7.Гуськов И.А. Средний промышленный город как фактор социализации молодежи (на примере г. Волгодонска). Волгодонск, 1999. 0,8 п.л.

8.Гуськов И.А. Молодежь современной России: условия социального становления в период трансформации. Ростов н/Д, 2000. 2,2 п.л. (в соавт)

9.Гуськов И.А. Специфика социальной зависимости в российском обществе. Ростов н/Д: Изд-во: СКНЦ ВШ, 2003.: 1 п. л.

10.Гуськов И.А. Социальная зависимость в формировании социальной самооценки россиян. Ростов н/Д: СКНЦ ВШ, 2004. 1,1 п.л.

11.Гуськов И.А. Социальные практики как регуляторы социальной зависимости. Ростов н/Д: «Наука-Пресс» , 2005. 1,1 п.л.

12.Гуськов И.А. Поведенческие стратегии россиян в контексте социальной зависимости. Ростов н/Д: Антей, 2007. 1 п. л.

13.Гуськов И.А. Социальное участие как альтернатива социальной зависимости. Ростов н/Д: «Наука-Пресс» , 2006. 1,1 п.л.

14.Гуськов И.А. Специфика социальной зависимости на социальном микроуровене. Ростов н/Д: Антей, 2008. 1 п. л.

15.Гуськов И.А. Социальная зависимость в российском обществе. М.: Социально-гуманитарные знания, 2008. 11,7 п.л.

Статьи

16.Гуськов И.А. Образование как гуманитарный ресурс развития города // Тезисы I Всероссийской научно-практической конференции МУ ВМЦ «Образование – основной фактор развития культуры и духовности человека». Волгодонск, 1999. 0,2 п.л.

17.Гуськов И.А. Жизненные позиции студенческой молодежи // Тезисы II Всероссийской научно-практической конференции МУ ВМЦ «Образование – основной фактор развития культуры и духовности человека». Волгодонск, 1999. 0,2 п.л.

18.Гуськов И.А. Социальная зависимость в установках акторов образования // Социализация молодежи Юга России в XXI веке. Ростов н/Д, 2007. 0,7 п. л.