- Предлагаемые типологические расклады героев русской литературы (преимущественно романических героев) XIX века, в отличие от существовавших вариантов и схем, «персоналистичны», то есть восходят к конкретным героям мировой литературы и базируются на именном принципе. Это, с одной стороны, сразу вызывает конкретные ассоциации с первоначальными Гамлетом, Дон Кихотом, Татьяной Лариной и т.д., а с другой - создает смысловой объем, обеспеченный как масштабностью и емкостью «вечных» типов, стоящих за каждым именем, так и богатством трактовок и ассоциаций, которыми эти именные знаки обросли в процессе своей жизни в культуре. «Мужская» и «женская» типологии построены нами по-разному, что обусловлено двумя обстоятельствами: во-первых, преимущественным сосредоточением русской литературы XIX века на «мужской» проблематике, соответственно бóльшим разнообразием мужских типов; а во-вторых, тем, что женщина по природе своей почвенна, мужчина - скиталец, что и подтверждают наши типологические расклады: женский представляет собой парадигму, восходящую к национальной протогероине Татьяне Лариной, мужской - многоуровневое построение, в основе которого лежит тургеневская оппозиция: Гамлет и Дон Кихот. Вокруг Гамлета и Дон Кихота, составляющих главные контрастные опоры соответствующей классификации, возникли «гнезда» прилегающих к ним типов и, что не менее важно, обозначились предельные проекции каждого из этих героев-символов - Христос и Антихрист, которые оформляют геройный космос русской литературы, завершают его устроение и, в то же время, безусловно корреспондируют с системой аксиологических координат, характерных для русской и - шире - христианской - культуры в целом. Построение «мужской» типологии позволило вычленить собственно национальные типы, увидеть национальную уникальность, не имеющую именных знаковых аналогов, и в этом смысле незаменимую знаковую сущность образов Обломова и Дмитрия Карамазова. Кроме того, в рамках данной типологии очевидно, с одной стороны, зияние - отсутствие Дон Жуана, с другой стороны - пестрота и «разнокалиберность» лиц, подпадающих под аттестацию Вечного Жида (синонимические определения: байронический герой, лишний человек, скиталец). Женская парадигма не только подтверждает связь между протогероиней Татьяной Лариной и героинями Тургенева и Достоевского, но и обнаруживает кардинальное отличие тургеневской девушки от пушкинской барышни - принципиально значимую не только в художественном, но и в национальном контексте замену «смиренницы», живущей «по народной правде», на своевольную и дерзновенную максималистку, которая на следующем этапе трансформации, в творчестве Достоевского, предъявляет таящийся в этом женском типе разрушительный, катастрофический потенциал.
- Анализ романов Тургенева и Достоевского позволил уточнить предложенные в рамках схемы типологические определения героев. В частности, Инсаров, данный в романе как классический Дон Кихот, в финале своей судьбы предстает надорвавшимся Дон Кихотом - и здесь обнаруживается не предусмотренное архетипом собственно тургеневское усложнение и углубление темы: смертельным оказывается для целеустремленного героя раздвоение между женщиной и родиной (то есть реальное совмещение мельниц и Дульсинеи), ибо женщина, с одной стороны, подтверждает героический статус мужчины, с другой - увлекает его в бездну, перед лицом которой равно бессильны любые расчеты и цели. Анти-Инсаровым, трагическим Гамлетом оказывается «нигилист» Базаров, бесстрашно сокрушающий твердыни социально-политических и философских общих мест и героически противостоящий самой смерти. Искажены наполеонизмом гамлетовское и донкихотское начала в Раскольникове, который свою и чужую жизнь превращает в материал для эксперимента. Инфернальным, потусторонним Базаровым, то есть анти-Гамлетом оказывается Ставрогин, из которого, по его же собственным словам, действительно «вышло одно отрицание». Безусловно подтверждает свой христоподобный статус князь Мышкин, восходящий не только к евангельскому Иисусу, но и, как подробно показано нами, к герою книги Э.Ренана «Жизнь Иисуса». «Положительно прекрасное» начало несомненно несет в себе «рыцарь Красоты» Степан Трофимович Верховенский, в котором одновременно предъявлен классический «обломовец». Тургеневские «обломовцы» - Лаврецкий и Литвинов - олицетворяют то срединное созидательное начало, которое позволяет им, с одной стороны, устоять под напором стихийных сил, с другой - возделывать реальную почву.
- Тип может быть не только знакомым незнакомцем, но и незнакомым незнакомцем, в корне меняющим представление о знакомом и привычном. Главные романические герои Тургенева и Достоевского - люди необыкновенные. Однако при этом исключительность героев Тургенева носит жизнеподобный характер, то есть это такая исключительность, которая присуща самой жизни, встречается в ней, возможна в ней, в то время как исключительность героев Достоевского имеет фантастический отблеск, это исключительная исключительность, балансирующая на грани невозможного. Жизнеподобие тургеневского романа, с одной стороны, и «чудовищные уклонения и эксперименты» как художественный метод и жанрообразующий принцип творчества Достоевского, с другой стороны, проявляются прежде всего в личности и образе героя.
- Структурообразующими, а тем самым и жанровоопределяющими началами образа героя в романах Тургенева и Достоевского являются психологическое его решение, соотношение героя и идеи, личностная и персонажная свобода героя, а также его человеческий масштаб. По всем этим параметрам обнаруживается принципиальное расхождение между романами Тургенева и Достоевского, что, казалось бы, общеизвестно, однако характер этого расхождения существенно пересмотрен и скорректирован в нашем исследовании. В частности, развенчивается литературоведческий миф о тотальной детерминированности героя Тургенева, «эпохальной» (социально-исторической) обусловленности его поведения и личности. «Тайная психология» Тургенева - это не набор намеков на очевидное, а сложнейший, филигранный психологический рисунок, слагающийся из множества элементов и создающий объемный, многомерный образ героя, который не поддается однозначному, исчерпывающему прочтению, благодаря чему весь интерес тургеневского романа сосредоточен на тайне лица. Глубина проникновения во внутренний мир человека в романах Достоевского достигается за счет неизбежного в этом случае ограничения - отсечения всего того, что выходит за рамки состава преступления, что и делает художественную психологию Достоевского экстремальной, экспериментальной.
- И у Тургенева, и у Достоевского романные миры выстроены вокруг героев-идеологов, однако если тургеневский герой-идеолог вменяем к не укладывающимся в его систему координат явлениям, на протяжении романа он движется, развивается, изменяется, то герой-идеолог Достоевского - мономан, который образует с идеей единое целое и подчиняет ей все, что предстает его взору, преломляя сквозь эту призму не только факты, но и окружающих людей, что и превращает их в «двойников». Более того, для героя-идеолога Достоевского идея выступает аналогом-заменителем пресловутой среды, которая «заела» и на которую сваливается вина за все, что происходит с героем. Самые свободные герои Достоевского - Соня Мармеладова, князь Мышкин, Алеша Карамазов, которые, в отличие от героев-идеологов, демонстрируют разные варианты «достигнутой личности», то есть воплощают не идею, а образ. И тут возникает неожиданная, но по сути своей закономерная перекличка между атеистом Базаровым и христоподобным князем Мышкиным, которые разными путями идут к свободному самовыражению, свободному взаимодействию с миром, и именно эти герои являются героями трагическими. Путь к подлинной личностной и персонажной свободе пролагает по ходу романа третируемый со всех сторон, но непобедимый в своей полноценной человечности «устарелый либералишка» Степан Трофимович Верховенский - фигура замечательная не только художественно, но и культурно-исторически, ибо в ней, как и в романе «Бесы» в целом, воплотилась неразрывная свободная, творческая связь между ее создателем Достоевским и его вечным соперником-оппонентом Тургеневым.
- Сопоставление романных структур Тургенева и Достоевского позволяет принципиально по-новому сформулировать характер жанрового различия между ними. В первом случае герой погружается в естественный жизненный поток (художественную имитацию его) и ставится в универсальные ситуации испытания (идеологические дебаты, дружба, вражда, любовь, сыновство-отцовство, смерть), в которых он должен продемонстрировать свою личностную состоятельность. Проверкой идеи как таковой Тургенев не занимается, его интересует не столько сама по себе идея, сколько человек, воодушевленный ею. Роман Достоевского, напротив, строится как двойной эксперимент: герой производит опыт с идеей, которую он выдумал, автор экспериментирует с героем-идеологом - создает ему условия для осуществления этой идеи, с тем чтобы проверить, сможет ли он ее на себе перетащить. В обоих случаях мы имеем дело с идеологическим романом, но с двумя его принципиально разными вариантами: романом-как-жизнь (Тургенев) и романом-экспериментом (Достоевский). В сущности, речь идет о жанровой типологии не только второго, но и третьего уровня: роман как таковой мы подразделяем на роман идеологический, эпический, социально-психологический, социально-бытовой и т.д. В свою очередь идеологический роман подразделяется на идеологический роман-как-жизнь, идеологический роман-эксперимент, идеологический роман-утопия; эпический роман подразделяется на эпический роман-как-жизнь, эпический роман-легенда, эпический роман-миф, эпический роман-фэнтези и т.д.
- Сравнительный структурно-типологический анализ позволяет увидеть не только различие романных миров Тургенева и Достоевского, но и сходство между ними, а в конечном счете равновеликость и в то же время взаимосвязанность, взаимодополняемость созданных писателями художественных систем. Заново проанализированная история создания романа «Бесы», а также предлагаемая интерпретация самого романа свидетельствуют о том, как история вражды переплавлялась в бессмертные образы, превращаясь в историю русской литературы.
- Выборочный анализ художественных явлений XX и XXI веков свидетельствует о продуктивности и актуальности ключевых типов героев XIX века. Что касается жанровых форм, то безусловно продуктивен и устойчив как жанровая форма оказался эпический роман-как-жизнь (ставший родоначальником эпической романной парадигмы), широко востребована предъявляемая в разных вариациях форма романа-эксперимента, что особенно характерно для литературы постмодернизма; сопряжение же всех элементов тургеневской и достоевской структур (разумеется, по отдельности) в одном художественном продукте, по-видимому, дело будущего.
2.Ребель Г.М. Целостный анализ повести А.С. Пушкина «Метель». Библиотечка «Первого сентября». Серия «Литература». Вып. 5 (11). М.: Чистые пруды, 2006. – 31 с. 1, 92 п.л.
3.Ребель Г.М. Герои и жанровые формы романов Тургенева и Достоевского. (Типологические явления русской литературы XIX века). Пермь: ПГПУ, 2007. – 398 с. 24, 87 п.л.
4.Ребель Г. Искушения русского романа: «Накануне» И.С. Тургенева в добролюбовской интерпретации // Вопросы литературы. 2006. № 2. С. 202 – 222. 1, 25 п.л.
5.Ребель Г. Кто «виноват во всем этом»? Мир героев, структура и жанр романа «Идиот» // Вопросы литературы. 2007. № 1. С. 190 – 227. 2, 31 п.л.
6.Гохштейн Г.М. (Ребель Г.М.) О жанровой природе полифонизма (авторская позиция в романах Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» и И.А. Гончарова «Обломов») // Проблема автора в русской литературе XIX – XX вв. Межвузовский сборник научных трудов. Ижевск, 1978. С. 49 – 57. 0, 5 п.л.
7.Ребель Г.М. О своеобразии авторской позиции в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» // Проблема автора в художественной литературе. Межвузовский сборник научных трудов. Ижевск, 1983. С. 93 – 99. 0, 37 п.л.
8.Ребель Г.М. К чему жалость? Размышления о пьесе А.М. Горького «На дне» и изучении ее в школе // Русский язык и литература в средних учебных заведениях УССР. Научно-методический журнал Министерства образования УССР. 1990. № 3. С. 18 – 24. 0, 37 п.л.
9.Ребель Г.М. Между двумя безднами. Философские проблемы в творчестве Ф.М. Достоевского // Язык и литература в школе. Украинский вестник. Республиканский научно-методический журнал. 1996. № 1 – 2. С. 41 – 46. 0, 31 п.л.
10.Ребель Г.М. Между двумя безднами. Философские проблемы в творчестве Ф.М. Достоевского (окончание) // Язык и литература в школе. Украинский вестник. Республиканский научно-методический журнал. 1996. № 3 – 4. С. 26 – 29. 0, 18 п.л.
11.Ребель Г.М. Как отвечает сам автор на лукавый вопрос Воланда // Кормановские чтения. Вып. 5. Материалы межвузовской научной конференции (апрель 1997). Ижевск, 1998. С. 231 – 244. 0, 81 п.л.
12.Ребель Г.М. Преображение Ивана Бездомного как главное художественное событие романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Русская литература. XX век. Направления и течения. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 4. УрГПУ. Екатеринбург, 1998. С. 111 – 127. 1 п.л.
13.Ребель Г.М. Роман И.С. Тургенева «Накануне» в свете добролюбовской интерпретации // Кормановские чтения. Вып. 4. Ижевск, 2002. С. 87 – 107. 1, 25 п.л.
14.Ребель Г. «Пермское колдовство», или Роман о парме Алексея Иванова // Филолог. 2004, № 4. С. 26 – 43. 1, 0 п.л.
15.Ребель Г. Зачем Акунину «Бесы»? (Художественная апология либерализма в романе Б. Акунина «Пелагия и белый бульдог») // Филолог. 2004. № 5. С. 33 – 45. 0, 75 п.л.
16.Ребель Г.М. Типология героев русской литературы Х1Х века // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе. Проблемы теоретической и исторической поэтики: Матер. междунар. научн. конф., 19 – 21 сент. 2004 г. Гродно. В 2 ч. Ч. 2. /Отв. ред. Т.Е. Автухович, А.С. Смирнов. Гродно: ГрГУ, 2005. С. 133 – 146. 0, 81 п.л.
17.Ребель Г.М. Между Гамлетом и Дон Кихотом: типологическая схема персонажей русской классики // Кормановские чтения: Материалы Межвуз. конф. (Ижевск, апрель, 2004). Ижевск, 2005. С. 45 – 60. 0, 93 п.л.
18.Ребель Г. «…У счастья нет завтрашнего дня» (Пушкинские традиции в повести И.С. Тургенева «Ася») // Филолог. 2005. № 7. С. 49 – 62. 0, 81 п.л.
19.Ребель Г. Как препарировать текст: Советы начинающим на материале романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» // Филолог. 2005. № 7. С. 103 – 109. 0, 37 п.л.
20.Ребель Г.М. Между Гамлетом и Дон Кихотом: попытка типологии героев русской литературы XIX века // Информационный вестник Форума русистов Украины: Вып. 11. Симферополь: Крымский Архив, 2005. С. 108 – 124. 1 п.л.
21.Ребель Г. Несостоявшееся возвращение // Нева. 2005. № 11. С. 183 – 198. 0, 93 п.л.
22.Ребель Г. Явление Географа, или Живая вода романов Алексея Иванова // Октябрь. 2006. № 4. С. 173 – 182. 0, 56 п.л.
23.Ребель Г.М. «Скажи: которая Татьяна?» // Литература. 2006, № 6. С. 15 – 20. 0, 31 п.л.
24.Ребель Г.М. Федор Михайлович против Виссариона Григорьевича, или Кто лучше понял «Евгения Онегина»? Материалы к уроку-диспуту // Литература. 2006. № 7. С. 15 – 20. 0, 31 п.л.
25.Ребель Г.М. Кто управляет миром в романе «Мастер и Маргарита»? // Литература. 2006. № 8. С. 33 – 39. 0, 37 п.л.
26.Ребель Г.М. Пушкинские мотивы и образы в повести И.С. Тургенева «Ася» // Вестник Удмуртского университета: Филологические науки. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2006. № 5 (1). С. 97 – 111. 0, 82 п.л.
27.Ребель Г.М. К вопросу о системе персонажей и содержании образов героев романа Ф.М. Достоевского «Идиот» // Вестник Пермского государственного педагогического университета. Серия «Филология». Вып. 1. 2006. С. 37 – 43. 0, 37 п.л.
28.Ребель Г. Зачем Акунину Ф.М., а Достоевскому – Акунин? // Дружба народов. 2007. № 2. С. 201 – 210. 0, 56 п.л.
29.Ребель Г.М. Черты романа XXI века в произведениях А. Иванова и Л. Улицкой // Современная русская литература: Проблемы изучения и преподавания. Часть 1. Пермь: ПГПУ, 2007. С. 195 – 201. 0, 37 п.л.
30.Ребель Г.М. Методологическое значение понятия целостности // Литературоведческий сборник. Вып. 29 – 30. Донецк: ДонНУ, 2007. С. 13 – 31. 1, 12 п.л.