- Общим онтологическим фундаментом исследовательских программ ведущих представителей европейской социально-философской мысли, направленных на экспликацию генеалогии социального, выступает идея «непрозрачности» социальной реальности, главной целью - необходимость преодоления этой «непрозрачности» на основе разработки и применения соответствующих стратегий исследования. Современное прочтение К. Маркса позволяет увидеть в его работах прообразы микростратегий, которые в настоящее время играют большую роль в социально-гуманитарных науках (анализ формы стоимости товара как «экономической клеточки» буржуазного общества). Ф. Ницше использованы такие принципы исследования генеалогии культуры, как применение «микроскопической психологии», смена «оптики исторических перспектив», мобилизация разных точек зрения на предмет, которые по смысловой нагрузке совпадают со стратегиями, основанными на варьировании масштаба анализа. Принципы и установки исследования генеалогии социального у Ф. Ницше нашли своё продолжение и развитие в таких стратегиях современных социально-гуманитарного наук, как проблематизация, деконструкция, варьирование масштаба анализа и исследовательской «оптики», анализ повествовательных структур, отказ от телеологичности, множественность интерпретаций. Концепция идеально-типического М. Вебера стала связующим звеном между философской интерпретацией проблем социально-гуманитарных наук и их конкретными исследовательскими задачами. В социоанализе П. Бурдье осуществляется переход от генеалогии социального к «социальной генеалогии генеалогии»: «непрозрачна» не только социальная реальность, но и сознание «объективирующего субъекта», которое также нуждается в объективации. Таким образом, Маркс, Ницше, Вебер, Бурдье предложили разные варианты проблематизации социальной реальности и различные пути преодоления её «непрозрачности». Заданные ими стратегии исследования общества во многом определили направленность и многообразие поисков в сфере современного социально-гуманитарного знания.
- Открытие новых измерений социального и отказ от модели структурной социальности привели к тому, что, в отличие от классической философии и науки, направленных на поиск единства и нивелировку различия, в постструктуралистском контексте доминирующими стали установки на поиск различия, неоднородности, случайности, разрыва как атрибутивных характеристик социальной реальности. Кардинальные перемены в стратегиях социально-гуманитарных наук, произошедшие в период утверждения постструктуралистской философии, вызревали и подготавливались по двум основным линиям: смысло-ценностной и рационалистически-эпистемологической философии. Во французской философско-эпистемологической традиции первую линию символизирует Коллеж Социологии, вторая представлена исследованиями в области истории науки с ярко выраженной эпистемологической рефлексией Г. Башляра и Ж. Кангилема. На перекрёстке этих двух направлений сформировалась концепция историографии М. Фуко, оказавшая парадигмальное влияние на исследовательские стратегии социально-гуманитарных наук вообще и на самые известные историографические проекты современности, такие, как микроистория, концепция «Мест памяти», постмодернистская историография. Стратегиями генеалогической историографии М. Фуко являются: деконструкция привилегированной позиции современности как основы для герменевтического истолкования прошлого, отказ от презентизма и телеологизма, проблематизация как способ изучения истории, установка на поиск нередуцированного различия и случайности.
- Поскольку исторической науке принадлежит особое место в пространстве русской социально-гуманитарной мысли, методология истории предстаёт у российских исследователей не в узко-предметном смысле, а как методологический архетип наук о культуре вообще. Ведущими стратегиями исторического исследования в традициях русской мысли являются: проблематизация исторической действительности; трактовка исторического источника не как чисто вещественного свидетельства, а как смысловой реальности, опосредующей диалог между прошлым и настоящим; отказ от позитивистской абсолютизации методов естествознания в истории; снятие оппозиции номотетического и идиографического направлений; отказ от натуралистического подхода к прошлому, когда оно рассматривается как раз и навсегда завершившаяся реальность; использование биографического метода, необходимого в силу причастности каждой личности к трансцендентным целям истории. В литературоведческом варианте русской гуманитаристики - «эстетике истории» М.М. Бахтина - генеральная стратегия социально-гуманитарных наук трактуется как экспликация внутренней социальности, зашифрованной в речевых жанрах. Это даёт основание отнести исследовательскую стратегию М.М. Бахтина к традициям «школы подозрения».
- Важнейшим итогом «поворота» в социально-гуманитарных науках является изменение моделей социальности и соответствующих им стратегий исследования. Для воспроизведения новых моделей социального, в которых дискретность, неоднородность, мозаичность выступают как атрибутивные характеристики социальной реальности, необходимы смена «фокусных» расстояний, выбор соответствующего масштаба наблюдения, сочетание различных исследовательских стратегий. Эти установки нашли адекватное воплощение в микростратегиях: исследовании микромеханизмов производства социального (столкновения индивидуальных жизненных траекторий и образования на их пересечении новых миров социальной коммуникации и действия), - и в повествовательных стратегиях - одном из генеральных направлений современной гуманитаристики, в котором производство социальности рассматривается через призму риторических приёмов.
- Идея дискретности и гетерогенности исторической реальности обрела адекватное эпистемологическое воплощение в стратегиях, основанных на варьировании масштаба исследования. Уменьшение масштаба в историческом исследовании означает не локализацию наблюдения, а возможность открыть механизмы конструирования определённых социальных порядков. «Схватывание» определённых измерений социальности невозможно при использовании исследовательской оптики уровня макроконцепций. Эпистемологический статус микроистории заключается в следующем: микроистория - это направление историографии, основанное на исследовательской стратегии особого рода, позволяющей через реконструкцию опыта индивида и микрогрупп выйти на уровень объективации социального. Уменьшение масштаба в микроистории является основой исследовательской стратегии, соразмерной новому образу социального универсума.
- Проблемы, поставленные постмодернизмом, не являются навязанными историографии извне: они давно вызревали в самой историографии, постмодернизм же предложил для их решения развёрнутый аппарат методологической рефлексии. Суть «постмодернистского вызова» - крушение «наивного» представления об исторической реальности, расставание с натуралистическим подходом к прошлому, когда последнее рассматривается как объект естествознания, единая для всех людей овеществлённая реальность. Важнейшими стратегиями постмодернистской историографии являются тропологические стратегии (Х. Уайт, Ф. Анкерсмит), а также проблематизация субъекта исторического познания. Значимость постмодернистских стратегий заключается в возможности более глубокого понимания природы исторической репрезентации, стимулировании методологической рефлексии по поводу эпистемологических стандартов исторического исследования. Главным итогом «постмодернистского вызова» в исторической науке стало переосмысление способов получения и представления знания, открытие и анализ значимости литературных форм в создании исторических нарративов. Вместе с тем в контексте постмодернистской историографии произведена замена реальности прошлого «эффектом реальности», создаваемым исторической репрезентацией, акцент сделан на дискурсивной практике историка, поэтому постмодернизм остался маргинальной позицией для исторического исследования.
- Основным итогом «вызова микросоциологии» является не «деонтологизация» социологического знания, а построение новой онтологии социального и разработка соответствующих этим онтологическим основаниям стратегий и техник исследования. Сутью эпистемологического поворота, вызванного движением микросоциологии, является разработка таких стратегий исследования, которые дают возможность исследовать производство социального через индивидуальное. Одним из главных результатов этого поворота является актуализация и развитие качественных методов в социологии. Это обусловлено необходимостью проникновения в субъективные смыслы, продиктованной микроаналитическими подходами в разных их воплощениях. Микроанализ социальной жизни, как и микроистория, не означает забвение больших социальных общностей: смена ракурса исследования ведёт к тому, что закономерности функционирования социальных структур и институтов открываются через призму жизненных судеб и жизненного опыта конкретных акторов. Микросоциологический поворот открыл возможности для изучения новых ракурсов социального и привёл к отказу от монополии макропарадигмы - но не от самой макросоциологии: при изучении крупномасштабных процессов общественного развития невозможно обойтись без категориального аппарата и методологии макросоциологического уровня.
- Онтологический фундамент социологии в контексте постмодерна образован трансформациями самой социальной реальности: распадом её на различные поля и анклавы, разрушением социальных связей в больших общностях, возрастанием значения небольших социальных групп с ярко выраженной локальной солидарностью, усложнением жизненных миров и умножением типов индивидуального опыта, плюрализмом повседневных практик. Эти процессы обусловили возрастание научного интереса к локальным формам бытия социального. Именно глубинные трансформации социальной реальности, «тектонические сдвиги» в основаниях культуры привели к тому, что были найдены некоторые точки пересечения между постмодернизмом и социологией, и постмодернистско-поструктуралистский комплекс идей нашёл определённый отклик в социологической науке. В социологии не сформировались стратегии исследования, которые можно было бы назвать собственно постструктуралистско-постмодернистскими, однако постмодернистское движение стало важным этапом рефлексии по поводу её принципов, установок и стратегий. Самыми заметными тенденциями социологии в постмодернистском контексте являются следующие. Во-первых, заметно возросшая популярность и актуализация качественных методов, ставшая ответом на «вызовы» микросоциологии и постмодернизма. Акцент на качественных стратегиях обусловлен потребностями в проблематизации социальной реальности, отказом от априорных схем её описания и истолкования. Во-вторых, возрастание роли конструктивистской парадигмы, которая в современной социологии прошла путь от философской концепции до стратегии социоанализа. В-третьих, в социологии в контексте постмодерна, как и в других сферах социально-гуманитарного знания, значительное место занимает нарративный анализ.
- Биографический подход в социологии эпохи постсовременности перестал быть просто одним из методов: он является квинтэссенцией определённой исследовательской стратегии, ориентированной на познание социальной жизни через обращение к субъективному и индивидуальному. Кульминацией этой стратегии выступает эпистемологическая переоценка роли единичного случая. Её возможности охватывают и индивидуальное как проявление типичного, и индивидуальное как маргинальное. Биографическая стратегия даёт возможность увидеть, как смешиваются и взаимодействуют макро- и микросоциальные факторы на протяжении всего жизненного пути индивида, взаимодействуют перекрёстные виды анализа, представляющие как макро-, так и микроуровень исследования, что позволяет перейти от индивидуального к социальной динамике - и наоборот. Сопоставление различных масштабов анализа выявляет ракурсы, в которых по-новому открывается социальная реальность. Такое понимание и применение биографического метода снимает напряжённость дихотомии микро- и макросоциологии.
1. Стратегии исторического исследования: философско-эпистемологический анализ. Саратов: СГСЭУ, 2006. 6,87 п.л.
2. Стратегии социально-гуманитарного знания в философской рефлексии и научной практике. Саратов: СГСЭУ, 2007. 13,5 п.л.
Научные статьи в изданиях, рекомендованных ВАК:
3. Историческая реальность в свете постмодернистского «вызова» // Вестник СГСЭУ. 2004. № 9. 0,5 п.л.
4. Постмодернистская парадигма в историографии: философско-эпистемологические уроки // Социально-гуманитарные знания. 2006. № 3. 0,6 п.л.
5. Историософия Льва Карсавина // Власть. 2005. № 3. 0,5 п.л.
6. Социально-гуманитарные науки: уроки кризиса // Власть. 2006. № 4. 0,5 п.л.
7. Историография Фуко: разрушение истории или её проблематизация? // Вестник СГСЭУ. 2006. № 13. 0,5 п.л.
8. Генеалогия социального в европейской философии // Вестник СГСЭУ. 2006. № 14. 0,5 п.л.
9. Современная социология в микроаналитическом ракурсе // Власть. 2008. № 5. 0,4 п.л.
Научные статьи:
10. Познающий человек в динамике культуры: уход от поисков объективности // Человек. Культура. История. Саратов: СГТУ, 1993. 0,5 п.л.
11. Изменение типа субъективности в эпоху Нового времени и его влияние на западную философскую мысль XX века // Современная западная философия: мир человека и мир культуры на пороге третьего тысячелетия. Челябинск, 1994. 0,2 п.л.
12. Особенности современной гносеологической ситуации и роль понятия цивилизации в социальных теориях // Научно-теоретическое обеспечение профессиональной подготовки студентов педвуза. Вып. 7. Саратов: СГПИ, 1994. 0,1 п.л.
13. О роли концепции повседневности в современных социальных теориях // Актуальные вопросы научных исследований. Саратов: СГТУ, 1997. 0,5 п.л.
14. Новые ценности социальной науки и нравственные ориентиры ученого // Нравственный императив интеллигенции: прошлое, настоящее, будущее. Иваново: ИвГУ, 1998. 0,2 п.л.
15. Власть науки и ее современные метаморфозы // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 1998. Вып. 1. 0,5 п.л.
16. Человек и общество в новых парадигмах социального познания // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 1999. Вып. 2. 0,5 п.л.
17. Социальная наука и социальный ученый на исходе XX века // Ин-теллигенция и интеллигентоведение на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы. Иваново: ИвГУ, 1999. 0,2 п.л.
18. Образы человека в концепциях "возврата к природе" // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 2000. Вып. 3. 0,5 п.л.
19. Социальная наука: от "метафизики власти" к социальному управлению // Проблемы социального управления. Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: СГСЭУ, 2000. 0,3 п.л.
20. Парадигмы социального познания на пороге третьего тысячелетия // Социально–экономическое развитие России. Проблемы, поиски, решения. Саратов: СГСЭУ, 2000. 0,3 п.л.
21. Общество и синергетика: методология и прагматика // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 2001. Вып. 4. 0,5 п.л.
22. Синергетический подход в исследовании общества // Поволжский гуманитарный Internet-журнал. СГСЭУ, 2001. № 3. 0,25/0,2 п.л. (в соавт.)
23. Идеи синергетики в социальном познании и социальном управле-нии // Проблемы социального управления. Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 2. Саратов: СГСЭУ, 2001. 0,5/0,4 п.л. (в соавт.)
24. Идеи системности и принципы синергетики в социальном по-знании // Системный подход в современной психологии. Саратов: Научная книга, 2001. 0,2/0,1 п.л. (в соавт.).
25. Кризис рациональности и научная интеллигенция // Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы. Иваново: ИвГУ, 2002. 0,1 п.л.
26. Роль учёного-обществоведа в трансформациях социальной реальности // Интеллигенция XXI века: тенденции и трансформации. Иваново: ИвГУ, 2003. 0,1 п.л.
27. Кризис рациональности и проблема понимания // Человек. Обще-ство. Среда обитания: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: СГСЭУ, 2003. 0,3/0,25 п.л. (в соавт.).
28. Образы социальной теории в методологии XX века // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 2003. Вып. 5. 0,5 п.л.
29. Диалектика объективного и субъективного в современной психологии // Психология системного функционирования личности. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2004. 0,25 п.л.
30. Гуманитаристика и естествознание: общие тенденции в методоло-гии // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 2004. Вып. 6. 0,5 п.л.
31. Психологическая наука в реалиях постмодерна // Психология и экономика: Всерос. сб. науч. тр. № 3. Саратов, 2005. 0,3 п.л.
32. Постмодернизм на территории историографии: некоторые итоги // Парадигма: Очерки философии и теории культуры. Сб. науч. тр. СПб.: «Барс», 2005. Вып. 1. 0,3 п.л.
33. Мишель Фуко и проект гуманитарных наук // Человек и социум в трансформирующемся мире. Саратов: Научная книга, 2005. 0,3 п.л.
34. Микроистория как методологическая стратегия // Человек. Ис-тория. Культура: Исторический и философский альманах. Саратов: ПАГС, 2005. № 4. 0,6 п.л.
35. Историософия Л.П. Карсавина в эпистемологическом измерении // Человек и власть в современной России. Вып. 7. Саратов: СГСЭУ, 2005. 0,7 п.л.
36. Постмодернистская парадигма в современной историографии // Основания и парадигмы современного общественного развития: Сб. науч. ст. Ч. II. Саратов: Научная книга, 2005. 0,5 п.л.
37. Рациональность как освобождение от метафоры: эпистемологиче-ский проект Ф. Анкерсмита // Рациональность и свобода. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005. 0,1 п.л.
38. Микроистория: историографическая практика или новая пара-дигма? // Социально–экономическое развитие России. Проблемы, поиски, решения. Часть I. Саратов: СГСЭУ, 2005. 0,3 п.л.
39. Историография как фактор формирования национальной идентичности // Этнонациональные императивы и нравственные ценности интеллигенции. Иваново: ИвГУ, 2005. 0,1 п.л.
40. «Деструкция» социальности или её ре-конструкция? // Проблемы гуманитарных наук: История и современность: Альманах. Вып. 1. Сара-тов: СГСЭУ, 2006. 0,5 п.л.
41. Фуко и микроистория // Человек. История. Культура: Исторический и философский альманах. Саратов: ПАГС, 2006. № 5. 0,3 п.л.
42. Социально-гуманитарные науки в дискурсе современности // Человек и социум в трансформирующемся мире. Саратов: СГСЭУ, 2006. 0,2 п.л.
43. Новые образы социального: онтологические основания (на материале микроистории) // Парадигма: Очерки философии и теории культуры. Вып. 6. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. 0,25 п.л.
44. Микроистория в дискурсе социально-гуманитарных наук // Че-ловек и власть в современной России. Вып. 8. Саратов: СГСЭУ, 2006. 0,7 п.л.
45. Между историософией и историографией: русская мысль в эпистемологическом ракурсе // Проблемы гуманитарных наук: История и современность: Альманах. Вып. 2. Саратов: СГСЭУ, 2007. 0,5 п.л.
46. «Филологизация» истории: академическая мода или необходи-мость? // Проблемы гуманитарных наук: История и современность: Альма-нах. Вып. 3. Саратов: СГСЭУ, 2007. 0,4 п.л.
47. Автобиография и биография в стратегиях исторического исследо-вания // Парадигма: Очерки философии и теории культуры. Вып. 7. СПб.: Изд. Дом СПбГУ, 2007. 0,25 п.л.
48. Гуманитарий в преобразованном мире: от проектов к стратегиям исследования // Интеллигенция в процессах преобразования мира: исторические вызовы, социальные проекты и свершения. Иваново: ИвГУ, 2007. 0,2 п.л.
49. Новые образы социального: онтологические основания, стратегии исследования // Социально–экономическое развитие России. Проблемы, поиски, решения. Часть I. Саратов: СГСЭУ, 2007. 0,3 п.л.
50. Социоанализ П. Бурдье как стратегия исследования общества // Человек и власть в современной России. Вып. 9. Саратов: СГСЭУ, 2007. 0,5 п.л.
51. Синергетический подход в исследовании системогенеза общества // Системогенез учебной и профессиональной деятельности. Ярославль: ЯГПУ, 2007. 0,2/0,1 п.л. (в соавт.).
52. Исторический нарратив на перекрёстке между наукой и литерату-рой // Философские проблемы художественного творчества. Саратов: СГК, 2007. 0,4 п.л.
53. Биографическая стратегия как выражение гуманизации социо-логии // Проблемы гуманитарных наук: История и современность: Альманах. Вып. 4. Саратов: СГСЭУ, 2008. 0,45 п.л.
54. Многообразие жизненных миров как онтологическое основание когнитивного проекта постмодерна // Современная онтология II. СПб.: Изд. Дом СПбГУ, 2007. 0,5/0,4 п.л. (в соавт.).