Бодрунова Светлана Сергеевна

1. До сих пор в медиаисследованиях не сформировалось разделяемое большинством исследователей понятие «медиасистема». Из двух возможных подходов - системного и социально-системного (лумановского) - мы выбрали второй, в котором медиасистема может интерпретироваться как крупная функциональная подсистема общества (Teilsystem), имеющая собственные границы, логику развития, степени открытости и характер взаимодействия с остальной социальной системой.
2. В медиаполитических исследованиях могут быть разграничены политология журналистики (изучающая политическую журналистику), политическая коммуникативистика (изучающая коммуникацию в обществе о политике и коммуникацию политических акторов) и медиаполитология  (изучающая медиаполитическое взаимодействие). Медиаполитическое взаимодействие может быть интерпретировано в социально-системном ключе - как взаимодействие двух крупных функциональных социальных подсистем, политической и медийной. При этом явления, подлежащие изучению, лежат не только в зоне процедур и практик такого взаимодействия, но и в зоне интенций, стратегий, оценки результатов. В работах Ф. Марцинковского и К. Мейера механизмы такого взаимодействия объясняются наличием в каждой из подсистем системных дефицитов, заставляющих СМИ и политику взаимодействовать; однако в науке пока не было показано, как именно системные дефициты заставляют две социальные подсистемы взаимодействовать и сближаться.
3. Базовая схема медиаполитического взаимодействия включает ядро политической системы, медиасистему (в ее релевантных структурных элементах) и политико-медийную аудиторию как коллективного актора. Взаимодействие этих элементов рассматривается в нормативно-демократической перспективе и в перспективе социальных отношений власти. Демократический политический режим (как оперативное выражение политической системы), в котором медиа играют большую роль в (пере)распределении политической власти, называют медиадемократией (медиатизированной демократией). При этом медиатизация политического процесса и распределения власти в обществе может как способствовать демократизации политики, так и снижать уровень демократичности.
4. Для обсуждения совокупности антидемократических результатов медиаполитического взаимодействия используется концепт медиакратии, обладающий «зонтичным» потенциалом. Прослежены три подхода к интерпретации термина: «этимологический», «маркетинговый» и глобалистский/геополитический. Показано, что «маркетинговый» подход обладает наибольшим интерпретативным потенциалом, но сочетание «этимологического» и «маркетингового» подходов может быть еще более продуктивным для понимания природы медиакратии.
5. Мы трактуем медиакратию, с одной стороны, как негативную ипостась медиадемократии, основанную на искажении нормативно понимаемого медиаполитического взаимодействия и охватывающую всю совокупность антидемократических феноменов в нем; с другой стороны - как особый тип политического режима, основанный на сращивании журналистики и публичной политики. Причинами такого сращивания являются объективные и субъективные факторы; среди первых - указанные выше системные дефициты, ведущие к поиску наиболее эффективных форм использования ресурсов другой подсистемы, и процессуальная логика, лежащая в основе работы каждой из подсистем; среди вторых - частные текущие интересы политических и медийных акторов. Мы также вводим понятие медиакратизации как нарастания объема и влияния антидемократических искажений политического процесса на качество демократических процедур (в первую очередь политический выбор и социальный контроль политики); на практике следует говорить о медиакратизации и ее параметрах (скорости и степени), a не о медиакратии как таковой. Концепт «медиакратия» принадлежит к критической теории и обладает оценочными коннотациями с точки зрения качества демократии; поэтому, говоря «медиакратический политический режим», мы подразумеваем не просто форму организации публичной политики, но также ее (низкое) демократическое качество.
6. Медиакратизация влечет за собой ряд негативных последствий для всех трех элементов медиаполитического взаимодействия, а также постепенно выхолащивает и лишает смысла весь процесс интеракции между политикой, СМИ и аудиторией, поскольку каждая из двух функциональных подсистем лишается субъектности, вовлекаясь в медиакратизацию и подчиняясь логике другой подсистемы, а аудитории изначально отказано в рациональном и влиятельном взаимодействии с политическими и медийными акторами. Тем не менее симулятивное взаимодействие рано или поздно идентифицируется аудиторией и постепенно ведет к чувству отторжения, возникающему в целом по отношению к институтам репрезентативной демократии и к СМИ, аффилированным с ними; возрастает популярность «обходных» форм репрезентации интересов (в т.ч. «прямой демократии», уличного протеста и др.). Медиакратический политический процесс, таким образом, становится менее прогнозируемым и несет больший потенциал риска не только для текущего политического истэблишмента, но и для политического режима в целом, несмотря на очевидные кратко- и среднесрочные выгоды для участников медиаполитического комплекса.
7. «Этимологическая» трактовка медиакратии сближается с теорией медийно-конструируемой публичной сферы: в обоих подходах медиасистема теряет свои идеальные свойства и становится проводником и причиной искажения медиатизированной демократии. В будущем следует сопоставить переменные анализа медиакратизации и разработанные нами индикаторы демократичности публичной сферы (делиберативная вовлеченность, рациональность дискуссии, гомогенность и равноправие акторов).
8. Кейсовый анализ показывает, что на рубеже XX - XXI веков развитые демократии (Великобритания, США, Германия, Италия, Канада и др.), как и многие страны демократического транзита, подвергались медиакратизации по сходной траектории, но степень интенсивности медиакратизации, время ее начала и ее скорость были различной. Это подтверждает, что возможны сравнительный анализ медиакратизации по ее степени и скорости (а возможно, и по иным параметрам), медиакратическое моделирование (поиск медиакратических моделей), а также учет медиакратизации в качестве параметра при сравнительном анализе демократических режимов и прогнозирование развития медиакратизации в развивающихся демократиях.
9. Кейсовые исследования проводились в том числе для того, чтобы выявить переменные для межстранового анализа медиакратизации. Было выявлено, что переменные могут быть универсальными и национально-особенными (обусловленными типом политической системы, медиасистемы, аудитории). При сравнительном анализе медиакратизации следует учитывать и компенсировать специфику национального социополитического контекста.
10. Среди выявленных признаков медиакратизации оказались феномены в четырех различных доменах: это «состояние публичной политики», «медиаполитическое взаимодействие», «состояние медиасистемы», «состояние аудитории». Таким образом, можно изучить, какой именно домен в данной политии отвечает за ее медиакратизацию в наибольшей степени. Подоменная комбинация показателей дает национальный медиакратический сценарий; при наличии схожих сценариев для разных политий можно говорить о медиакратических моделях, а значит, и о потенциале прогнозирования в медиакратических исследованиях.
11. Проверка возможности сравнительного анализа медиакратизации по степени и скорости проводилась на шести «модельных» политиях. Выбор политий был обусловлен тремя факторами: принадлежностью политического режима к демократиям на достаточном промежутке времени (в разных системах измерения), принадлежностью медиасистемы страны к ареалу, где журналисты в целом разделяют либерально-демократический идеал работы СМИ (по Д. Хэллину и П. Манчини), а также наличием достаточного объема вторичных данных для анализа медиакратизации. Были выбраны Великобритания, Германия, Франция, Италия, Греция, Израиль. Выработаны рекомендации для расширения круга исследуемых политий, составлены перечни стран/регионов, которые могут включаться в новые исследования.
12. Апробирован индексный подход в исследовании медиакратизации демократий. Были выбраны 50 переменных, 46 были обработаны до конца за время исследования. Параметры медиакратизации были разбиты на универсальные (характерные для многих стран), национальные (имеющиеся в данной стране / группе стран) и компенсационные (введены для возможной компенсации национально-особенных переменных). Также они были разбиты на статические (для измерения степени медиакратизации) и динамические (для измерения ее скорости). Каждой переменной присваивался ряд значений (0; 1) или (0; 1; 2). Максимальный индекс медиакратизации составил 88 баллов. Каждой переменной была придана собственная методика измерения; некоторые методики потребовали отдельных исследований и апробации.
13. Результаты, полученные для «модельных» политий, показали, что сравнительный анализ медиакратизации, медиакратический мэппинг и моделирование медиакратий возможны. Для каждой из стран были получены индексы медиакратизации по 46 переменным; по четырем переменным еще продолжается полевое исследование. В целом индексы медиакратизации едва превышали половину шкалы (из 81: Великобритания - 47, Греция - 46, Италия - 44, Израиль - 41, Германия и Франция - 32). Это говорит либо о несовершенстве методики, либо о том, что устойчивые демократии сопротивляются медиакратизации достаточно сильно. С учетом того, что только три переменные из 46 имели одинаковые значения для всех стран (и в дальнейшем должны быть исключены из анализа), мы склоняемся к тому мнению, что методика валидна и демократический опыт «модельных» политий все-таки сказался положительно на их способности сопротивляться медиакратизации.
14. Подоменный анализ показателей выявил две модели медиакратизации (франко-германскую и итало-израильскую) и два индивидуальных сценария: британский и греческий. Франко-германскую модель характеризует то, что важнейшую роль в медиакратизации играют собственно отношения между медиа и политикой, а вторым по значимости является политическая конфигурация; аудитория же обладает характеристиками, которые замедляют медиакратизацию. В целом в этой модели зафиксирован самый низкий уровень медиакратизации (разница между странами этой модели и Великобританией составила 17%); интересно, что обе страны получили одинаковый индекс, хотя конфигурация немецкого сценария гораздо более сглаженная, чем во Франции. Разница между медиакратизацией аудитории Франции и Великобритании составила 10 раз. В итало-израильской модели важнейшую роль также играет медиаполитическая интеракция, но вторым важнейшим фактором является состояние медиасистемы. В этой модели высоки и степень, и скорость развития медиакратических тенденций. Наличие модели, в которую вписывается Италия, говорит о том, что «итальянский кейс», считающийся в Евроатлантике особым случаем развития демократии, может найти параллели за пределами этого ареала. Но наличие общей модели у Италии и Израиля все же вызывает некоторые сомнения - в первую очередь из-за серьезных различий в состоянии аудитории (показатели различаются в два раза). Роднит две страны высокая политическая вовлеченность аудитории и особенно наличие в стране системы политического образования. Два сценария (британский и греческий) также объединяет ведущая роль аудитории (но именно негативная); однако в Британии она намного более высока, чем в Греции, что делает, скорее, британский кейс особым случаем медиакратизации.
15. Результаты замера скорости и степени медиакратизации были ориентированы на поиск «медиакратических порогов», при которых можно назвать режим медиакратическим. Во-первых, средним значением индекса стала цифра в 40 баллов из 81. Но оценка кейсов со стороны научного сообщества показывает, что только Италия и Великобритания, набравшие 44 и 47 баллов, часто признавались государствами с медийно-искаженной демократией (работ о Греции пока очень мало). Поэтому мы предлагаем считать «медиакратическим порогом» 44 балла (50% от максимального значения индекса). Однако не исключено, что при анализе транзитивных демократий обнаружится, что этот порог может быть гораздо выше. Во-вторых, «медиакратический порог» является национально- и ситуативно-обусловленным; в силу этого медиакратический индекс политии должен регулярно пересчитываться. В-третьих, результаты анализа не подтвердили нашу гипотезу «медиакратической сатурации» (страны высокой степени медиакратизации имеют низкую скорость медиакратизации, поскольку уже достигли «порога насыщения» медиакратического режима). Такой паттерн демонстрирует только Греция, где степень медиакратизации самая высокая, а разница между скоростью и степенью медиакратизации (в %) самая низкая. Пять других стран показали два других паттерна. Так, Великобритания, Италия и Израиль показывают относительно высокую степень и высокую скорость медиакратизации, Германия и Франция - низкую степень и скорость. Против ожидания, процесс медиакратизации в Великобритании и Италии продолжился в начале 2010-х годов - несмотря на перестройку коммуникативного аппарата в Лондоне в 2005 году и активизации левоцентристской демократической оппозиции в Италии в 2006 году.
16. Сопоставление наших данных с тремя моделями демократических медиасистем (Hallin&Mancini 2004) дает несколько важных результатов. Во-первых, высокие показатели Великобритании противоречат мнению Хэллина и Манчини о либеральной модели журналистики как о безусловно демократической. Судя по результату Германии, система общественно-государственных сдержек и противовесов играет для сопротивления медиакратизации более важную роль, чем либеральное «броуновское движение» политических и социальных акторов в странах либеральной модели. Во-вторых, с точки зрения медиакратизации средиземноморская модель журналистики не является однородной. Так, Франция показывает паттерн, близкий Германии, что может стать аргументом для отнесения ее к корпоративно-демократической, а не к полярно-плюральной модели медиасистем. В то же время Италия и Греция демонстрируют ожидаемо высокие уровни медиакратизации. Однако за медиакратизацией в этих двух странах лежат разные триггеры - традиционный медиаполитический комплекс отношений в Италии и недавний медиакратический детачмент в Греции. В-третьих, Израиль, до сих пор в коммуникации находящийся под влиянием традиций британской журналистики, развивает политику по консенсусному, а не мажоритарному образцу; это позволяет стране сдерживать медиакратизацию на уровне, среднем между Великобританией и Германией. Таким образом, разговор о траекториях медиакратизации в транзитивных демократиях не может сводиться к гипотезе заведомо более высокой медиакратизации в них. В целом индекс показал достаточную методологическую независимость, хотя частично был основан на моделях журналистики по Хэллину и Манчини.
17. Индексная методика обладает особым преимуществом, а именно - гибкостью относительно динамики медиаполитического взаимодействия. Переменные могут выходить из индекса при потере релевантности; новые переменные могут включаться в него по мере возникновения. Но данная методика не позволяет проследить связь между переменными. Если такой анализ будет проводиться, следует разделить переменные на независимые («переменные условия»), к которым нужно отнести переменные состояния трех элементов базовой схемы, и зависимые («переменные результата»), к которым будут отнесены переменные медиаполитического взаимодействия. Если медиакратизация политического режима войдет как отдельная переменная в сравнительный анализ качества демократии, использовать следует именно «переменные результата». Сегодня мы не видим препятствий для подобного развития сравнительно-демократических исследований.

1.Бодрунова С. С. Медиаполитическое взаимодействие или политическая коммуникация? К вопросу о развитии медиаполитологии в Pоссии // Медиаскоп. 2014. Вып. 4. URL: http://www.mediascope.ru/node/1653.

2.Бодрунова С. С. Медиакратический лидер (на примере образа премьер-министра Великобритании Тони Блэра) // Власть. 2014. № 2. С. 95-100.

3.Бодрунова С. С. Политический маркетинг как прародитель медиаполитики: опыт политических партий Великобритании // Вестник Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института). Серия: Социально-экономические науки. 2014. № 1. С. 89-98.

4.Бодрунова С. С. Политическая автономия медиасистемы и ее экономические основания: опыт стабильных демократий // Экономическое возрождение России. 2014. № 1(39). С. 122-126.

5.Бодрунова С. С. Делиберативная демократия «сверху вниз»: концепции Европейской публичной сферы и проблема демократического дефицита ЕС // Политика и общество. 2014. Вып. 1. С. 88–99.

6.Бодрунова С. С. Газетный рынок Италии в начале XXI века и причины его кризиса // Экономика и предпринимательство. 2014. Вып. 1, ч. 1. С. 41– 45.

7.Бодрунова С. С. Парадигмы «адвокатирования» и «арбитража» в западной журналистской этике и их ценностно-нормативное наполнение // Социология и право. 2014. № 1(23). С. 16-23.

8.Бодрунова С. С., Пую А. С. Медиаполитическое взаимодействие в Италии и его изучение в России (реплика на книгу Н.В. Уриной «Журналистика и политика: итальянский опыт взаимодействия») // Медиаскоп. 2014. №1. URL: http://mediascope.ru/node/1485.

9.Бодрунова С. С. Имидж государства – критерий прикладной оценки политической кондициональности // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Сер. «Гуманитарные и общественные науки». 2013. №4(184). С. 38–42.

10.Бодрунова С. С. Принципы европейского регулирования телевизионного сектора: либерализация рынка или защита демократии средствами ТВ? // Ученые записки Санкт-Петербургского университета управления и экономики. 2013. № 4(44). С. 105-115.

11.Бодрунова С. С. Медиарынок Великобритании и газетный кризис: стратегии выживания газет в период дигитализации медиапроизводства // Экономическое возрождение России. 2013. №4(38). С. 129–142.

12.Бодрунова С. С. Британские таблоиды в электоральном процессе: пример медиакратии или «слабая сила»? // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. 2013. Вып. 4. С. 55-74.

13.Бодрунова С. С. Британский рынок прессы и политический процесс: символический и медиакратический смысл «таблоидных поворотов» // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9. 2013. Вып 1. С. 188-206.

14.Бодрунова С. С. Медиакратия: современные подходы к определению термина // Вестн. С.-Петерб. ун-та. 2012. Сер. 9, вып. 3. C. 203-215.

15.Большаков С. Н., Бодрунова С. С. Формирование позитивного имиджа страны: политические метафоры, стереотипы и параллелизмы // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2011. №6(20), том 4. С. 87-93.

16.Бодрунова С. С. Концепции публичной сферы и медиакратическая теория: поиск точек соприкосновения // Журнал социологии и социальной антропологии. 2011. №1. С. 110–132.

17.Бодрунова С. С., Большаков С. Н. Политический маркетинг в контексте медиаполитики // Геополитика и безопасность. №4. 2010. 78-84.

Монографии:

18.Бодрунова С. Современные стратегии британской политической коммуникации. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2010. – 424 с.

19.Медиакратия: современные теории и практики / Под ред. А. С. Пую, С. С. Бодруновой. СПб: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2013. – 354 c.

Другие публикации автора:

20.Бодрунова С. С. Карта медиакратий: создание интегрального индекса медиакратизации политики для демократических политий: описание и результаты исследовательского проекта. СПб, 2013. – 120 с.

21.Бодрунова С. С. Западная медиа-аксиология и либерально-демократический идеал работы СМИ // Журналистика. Общество. Ценности / Ред.-сост. В. А. Сидоров. СПб, 2012. С. 94–169.

22.Бодрунова С. С. Газетный рынок Великобритании: типология современной газеты под влиянием мирового кризиса прессы // Вестн. Молодых ученых Санкт-Петерб. гос. ун-та. 2012. С. 32-42.

23.Бодрунова С. С. Типологизация прессы Великобритании: теория и практика // Массмедиа российского мегаполиса: типология печатных СМИ / Под. науч. ред. Б. Я. Мисонжникова. СПб.: Издательство СПбГУ, 2009. С. 182-192.

24.Бодрунова С. С. Типологические модели в медиалогии итальянской прессы // Массмедиа российского мегаполиса: типология печатных СМИ / Под. науч. ред. Б. Я. Мисонжникова. СПб.: Издательство СПбГУ, 2009. С. 206-215.

25.Bodrunova S. ‘Humble and Hard-Working’? Sergey Sobyanin and Alexey Navalny as Moscow Mayoral Candidates of 2013 // Political Marketing: Principles and Applications / ed. by J. Lees-Marshment / 2nd ed. London: Routledge, 2014. P. 178-181.

26.Bodrunova S. S. Media and Public Sphere // Russian Federation 2014: Short-Term Prognosis / ed. by K. Tüür, V. Morozov / ‘Politica’ Series. Vol. 16. Tartu: University of Tartu, 2014. P. 49–52.

27.Bodrunova S. S., Litvinenko A. A. New media and the political protest: the formation of a public counter-sphere in Russia of 2008–12 // Russia’s Changing Economic and Political Regimes: The Putin Years and Afterwards / ed. by A. Makarychev, A. Mommen. London: Routledge, 2013. P. 29–65.

28.Bodrunova S. S. Fragmentation and Polarization of the Public Sphere in the 2000s: Evidence from Italy and Russia // Global Media Journal. Spring/Summer 2013. Vol. 3, Issue 1. URL:http://www.db-thueringen.de/servlets/DerivateServlet/Derivate-27654/GMJ5_Bodrunova_final.pdf. - 2,6 п.л.

29.Bodrunova S. S., Litvinenko A. A. Hybridization of the Media System in Russia: Technological and Political Aspects // World of Media 2012: Yearbook of Russian Media and Journalism Studies / ed. by E. L. Vartanova. Moscow, 2013. P. 37-49.

30.Bodrunova S. S. A Case of Incompatibility: EU Regulation of TV Sector and Its Adaptation in the Italian System of Law // Medya Elestirileri 2009: Bilinc endustrisinin iktidar ve siyaset pratikleri. Istanbul: Beta Publications, 2009. P. 99-126.

31.Political Marketing as a Forefather of Media Politics: Despondency of British Political Journalism at the Turn of the Millennium // Medya Elestirileri 2009: Bilinc endustrisinin iktidar ve siyaset pratikleri. Istanbul: Beta Publications, 2009. P. 225-276.

32. Bodrunova S. S. Mediacracy or Mediademocracy? On Some Conceptual Approaches to the Interaction of Journalism and Politics in Established Democracies // ZDES Working Paper Series. WP 2010-7. 2010. URL: http://www.zdes.spb.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=323&Item id=64.

Учебники и учебные пособия:

33.Бодрунова С. C., Озерова Е. Г. СМИ Великобритании в XXI веке // Современная зарубежная журналистика: глокализация в практике западноевропейских СМИ: учеб. пос. / Под ред. Пую А.С. СПб: Издательство СПбГУ, 2010. С. 10–110.

34.Бодрунова С. С. Современные массмедиа Италии: многообразие периодики и конфликт телеинтересов // Современная зарубежная журналистика: глокализация в практике западноевропейских СМИ: учеб. пос. / Под ред. Пую А.С. СПб: Издательство СПбГУ, 2010. С. 214 – 303.

35.Бодрунова С. С., Курышева Ю. В. Принципы регулирования телевещания на территории ЕС // Современная зарубежная журналистика: глокализация в практике западноевропейских СМИ: учеб. пос. / Под ред. Пую А.С. СПб: Издательство СПбГУ, 2010. С. 373–396.