В настоящее время существуют трактовки экстремизма как узко юридического феномена и как социального явления, наблюдаемого в различных сферах общественной жизни. При этом юридическая наука сталкивается с проблемой общественной опасности экстремизма. Такой постановкой проблемы не отрицаются факты причинения вреда отдельным лицам, социальным группам и общественным отношениям в целом в результате насильственных действий, относимых законодателем к числу экстремистских. Проблема состоит в том, что экстремизм предстает разновидностью политической преступности, которая соотносится с властью, а не с обществом. В силу этого обстоятельства ряд исследователей обоснованно сомневаются в подлинности существования экстремизма как общественно, а не властно опасного противоправного деяния. Более того из этого делается вывод о том, что вне соотношений с властью экстремизм как таковой не существует. Таким образом, в юриспруденции отмечается нерешенность вопроса о том, на каком основании насилию экстремизма противостоит властное насилие.
Междисциплинарный анализ экстремизма в таких областях гуманитарного знания как политология, социология, религиоведение, психология не только не разрешает поставленный юриспруденцией вопрос об общественной опасности экстремизма, но еще в большей мере позволяет сформулировать его как проблему существования экстремизма вообще. Речь идет о том, сталкиваемся ли мы в феномене экстремизма с самостоятельно существующим социальным феноменом или же экстремизм есть произвольно конструируемый властью фантом. Таким образом, концепт экстремизма, фиксируемый в настоящее время в дискурсе социальных исследований, несет на себе черты фантомности и не может рассматриваться как достаточное основание ни для дальнейших научных изысканий, ни для выработки эффективных стратегий социального бытия.
2. Феноменологическая методология выступает наиболее адекватной методологической основой для исследований вопроса онтологии экстремизма.
Будучи представленный практически во всех сферах общественной жизни, экстремизм активно изучается в рамках таких наук как юриспруденция, социология, политология, психология, религиоведение и ряда других, предлагающих свои методологические, преимущественно позитивистски ориентированные подходы. Исключительное положение феноменологической методологии определяется тем, что важнейшей методологической трудностью исследований экстремизма выступает многообразие его эмпирических проявлений, что приводит к господству номиналистической традиции, при котором аналитические заключения об экстремизме выводятся из некоей эмпирической базы, применительно к которой у исследователя уже доопытно имеется убежденность в ее принадлежности к экстремизму. Таким образом, в исследовательской перспективе характеристика экстремизма индуктивно выводится из отдельных эмпирических фактов, при этом сама принадлежность эмпирических фактов к экстремизму остается вне обоснования. Они оказываются включенными в объем понятия еще до того, как было установлено содержание данного понятия. Подобный номиналистический подход в любой своей вариации исключает возможность постановки вопроса об онтологии экстремизма как такового в силу априорного полагания того, что должно быть обосновано.
Применительно к исследованию экстремизма феноменологическая методология предполагает отказ от доопытных утверждений не только о его сущностных характеристиках, но и о самом существовании экстремизма. Исходным положением феноменологического анализа выступает экстремизм как феномен сознания, фиксация которого не дана непосредственно, но может быть достигнута только в результате последовательной феноменолого-психологической редукции, «выносящей за скобки» все те характеристик, которые не даны в непосредственном чистом опыте сознания. Дальнейшим этапом будет его осмысление на ноэматическом уровне, целью которого является реконструкция смысла зафиксированного феномена. Завершающий этап эйдетическая редукция, позволяющая от феномена перейти к инвариантной сущности экстремизма.
Таким образом именно феноменологическая методология создает возможность либо зафиксировать феномен экстремизма, определить его смысл, раскрыть сущностные характеристики и через это утвердить его онтологический статус, либо, напротив, зафиксировать его иллюзорность и доказать, что экстремизм не обладает подлинным бытием и представляет собой произвольно конструируемый фантом
3. На уровне феномена сознания экстремизм есть самостоятельный феномен - экстремистское насилие.
Феноменолого-психологическая редукция позволяет зафиксировать в своей чистоте исключительно то, что подлинно есть в любом опыте экстремизма, элиминировать все интерпретации и истолкования фактов, предубеждения и личностные позиции, которые не относятся к самой сути феномена экстремизма. Последовательно редуцируются этнические, религиозные, социальные и иные характеристики экстремизма так, что в качестве чистого феномена он оказывается исключительно феноменом насилия.
Экстремистское насилие определяется в рамках общей теории насилия, четко отграничивается от иных видов насилия, таких как общеуголовное, бытовое, социальное и иные. Как самостоятельный феномен сознания экстремистское насилие по своим формам может быть физическим и психическим. Оно представлено на актуальном и потенциальном (угроза насилия) уровнях. Это насилие является равным образом символическим и субъективным. Это этически и ценностно релятивное насилие. В силу особенностей своей мотивации и социальной ориентации целевого компонента это насилие не тождественно общеуголовному насилию. Как следствие противоправный характер экстремистского насилия подлежит редукции в силу допустимости произвольного формального полагания противоправной природы данного насилия политической властью.
Экстремистское насилие обладает характеристиками политического насилия. В феномене экстремистского насилия достаточно ясно фиксируется идеологическая составляющая. Это насилие, претендующее на собственную легитимацию, стремящееся к утверждению неких социальных норм. Вместе с тем экстремистское насилие не тождественно политическому насилию, а представляет собой самостоятельный феномен, что закрепляется в его уникальной характеристике - крайности.
4. Ядром смысла экстремистского насилия как самостоятельного феномена выступает его «крайность», которая употребляется в уникальном, свойственном только данному феномену насилия смысле как указание на противостояние данной разновидности насилия насилию суверенной политической власти либерально-демократического государства.
Неотъемлемым компонентом феномена экстремистского насилия является указание на его крайность. «Крайность» как характеристика насилия может трактоваться в двух смыслах. В преимущественном смысле «крайность» понимается как исключительная степень насилия, его особая интенсивность. В этом смысле крайность является характеристикой, которая может быть применена не только к экстремистскому насилию, но и к политическому насилию вообще. В той мере, в какой экстремистское насилие фиксируется, как самостоятельный феномен должен быть обнаружен особый смысл крайности, приложимый исключительно к экстремистскому насилию, который должен обнаружить себя в социально-политическом дискурсе.
Анализ значительного массива текстов позволяет утверждать, что ни в Античную эпоху, ни в Средневековье трактовка крайности насилия не выходила за рамки, заложенные трактовкой крайности у Аристотеля, сформулировавшего концепцию добродетели (arete) как середины (meson) между «слишком много» и «слишком мало». С этих позиций любое нарушение меры - крайность - становилось пороком. Отсюда задавалась контрапозиция умеренный - крайний, как допустимый и недопустимый.
В эпоху Нового времени утверждается новый отличий смысл крайности политического насилия. С этого момента крайним становится то насилие, которое направлено против либерально-демократического государства, как формы общественно-политического устройства. Таким образом, параллельно контра-позиции умеренное насилие (допустимое) - крайнее насилие (неправильное, порочное, недопустимое), формируется новая контрапозиция: насилие суверенной политической власти либерально-демократического государства (допустимое насилие) - политическое насилие проектов построения социально-политического единства альтернативных данному (крайнее, экстремистское насилие).
5. Концептуализация экстремистского насилия происходит в результате трансформации места, роли и сущностных характеристик политического наси лия в новоевропейском государстве.
Под новоевропейским государством понимается особая форма организации социального пространства, при которой суверенная политическая власть берет на себя функцию выражения социального. В таком обществе наблюдается неразделенность политического и социального пространств, «социальное становится содержанием политического» (Ж. Бодрийяр).
Трансформация насилия в подобном обществе порождается монополизацией политической властью права на осуществление насилия в обществе. Это приводит к тому, что политическое насилие начинает играть основополагающую роль в качестве приоритетной технологии формирования социального единства. В складывающейся в новоевропейском государстве системе отношений политическое насилие начинает занимать центральное место.
Однако монопольное осуществление политического насилия как внешнего для общества принуждения приводит к деструкции социального организма. Построение общества исключительно на политическом насилии представляет собой проект, реализация которого невозможна.
Результатом является трансформация сущностных характеристик политического насилия, в ходе которой его внешняя для общества деструктивная природа снимается в рациональной легитимации. Из чисто политической его природа становится социально-политической.
Оформление экстремистского насилия в качестве самостоятельной разновидности насилия, противостоящего насилию суверенной политической власти, происходит исключительно в пространстве социально-политического насилия как технологии формирования властью социального единства в новоевропейском государстве.
6. Особенностью насилия в новоевропейском государстве является то, что его рациональная легитимация предполагает легитимационный миф, который имеет имманентное или трансцендентное основание.
Рациональная легитимность есть репрезентативная система, являющая собой рационально обоснованный проект социального бытия, есть реальность, высказанная в слове. В этом смысле дискурс рациональной легитимности есть миф как мир, заключенный в тексте. Именно в мифологии легитимации происходит обращение чистого политического насилия как деструкции в насилие социально-политическое, заключенное в рамки технологии социального строительства. Насилие теряет свою разрушительную природу и становится банальным, что убедительно показывает в своих работах Х. Арендт.
Легитимационный миф имеет имманентное или трансцендентное основание. Имманентное основание легитимации насилия означает, что принятие насилия происходит в акте общей воли, при этом содержательные аспекты леги-тимационного мифа эмпирически фиксируются и в гносеологическом отношении являются имманентными. В подобной трактовке никто, не власть, не гражданское общество не имеет права выражать какую-то претензию на знание абсолютной истины общественного устройства. Насилие сдерживается в той мере и до тех пор, пока общая воля продолжает утверждать содержание оснований легитимационного мифа.
Трансцендентное основание легитимации насилия предполагает в качестве исходного момента легитимационного мифа наличие определенной идеи, содержание которой в гносеологическом отношении будет трансцендентным. Здесь основание мифологии социально-политического насилия составляет трансцендентная идея, то есть некое безусловное положение, из которого разум непротиворечивым способом выводит всю совокупность следствий в полном дискурсе мифологии легитимации. Трансцендентное начало принимается гражданами и властью за исходное основание, что задает рамки консенсуса. Трансцендентная идея есть безусловное основание, некая высшая, совершенная, не данная в никаком возможном опыте, но вместе с тем выступающая безусловным регулятором идея - «подлинная сущность мира».
Сформулированная в работе концепция трансцендентного и имманентного оснований легитимационного мифа насилия позволяет углубить понимание сущностных характеристик трансформации насилия, повлекшее концептуализацию экстремистского насилия.
Различие в основаниях легитимационного мифа определяет наличие двух типов социально-политического насилия, выступающих технологией построения властью социально-политического единства в новоевропейском государстве (state). Социально-политическое насилие, мифология которого основана на трансцендентном, сущностно отличается и ни при каких условиях не совместима с социально-политическим насилием, мифология которого имеет имманентное основание.
7. Экстремистское насилие есть социально-политическое насилие, легитимация которого имеет трансцендентное основание, а его реализация в качестве технологии формирования социального единства неизбежно приводит к разрушению общества.
Сформулированная в работе авторская концепция экстремистского насилия опирается на то, что в рамках построения общества суверенной политической властью трансцендентное содержание исходной идеи легитимационного мифа будет с необходимостью замещено волей конкретных субъектов политической власти. В результате властное насилие не будет принято обществом, что сделает невозможным построение социального единства. Крайним из двух вышеназванных типов насилия будет являться тот, который не позволяет власти создать общество, а приводит к его разрушению, то есть социально-политическое насилие, основание легитимационного мифа которого трансцен-дентно.
Таким образом, сущностная характеристика экстремистского насилия будет заключаться в том, что оно представляет собой социально-политическое насилие, легитимация которого осуществляется от трансцендентного основания. В условиях суверенитета политической власти такое насилие выступает не технологией построения социального единства, а обращено исключительно к уничтожению общества. Его крайность в этом случае есть указание на невозможность создания суверенной политической властью социального единства в случае трансцендентных оснований насилия.
Любое проявление экстремистского насилия имеет свою легитимацию в мифологии проекта построения социального единства. В обобщенном виде это проекты расового (этнического) государства (фашизм, неофашизм, иные легитимационные мифы националистической направленности), религиозного государства (наиболее яркое воплощение - исламский экстремизм) и либертарного общества (современные мифологемы анархизма, левоэкстремистские проекты неомарксизма и т.п.), сущностной чертой которых выступает наличие трансцендентного основания.
Предложенная концепция демонстрирует, что противостояние экстремистского насилия и властного насилия либерально-демократического государства носит не политико-идеологический характер, а порождается несовместимостью трансцендентного и имманентного оснований легитимации насилия. Экстремистское насилие не производно от властного насилия, но является самостоятельной разновидностью насилия. Эта инвариантная сущность экстремистского насилия определяет онтологический статус экстремизма, его противостояние не конкретной общественно-политической модели общества, но самому принципу формирования социального единства суверенной политической властью.
8. Стратегия социального бытия, сформированная на принципе допущения экстремистского насилия, не может быть непротиворечивым образом реализована ни в одном из своих вариантов, каковыми выступают: игнорирование экстремистского насилия, коммуникативная включенность экстремистского насилия, интеграция экстремистского насилия в систему властного насилия, властная симуляция и театрализация экстремистского насилия.
Под стратегией допущения экстремистского насилия понимаются различные варианты стратегий социального бытия, в которых общество в той или иной форме принимает экстремистское насилие и пытается сформировать непротиворечивые механизмы собственного существования в условиях события двух типов социально-политического насилия, легитимируемого от имманентного и от трансцендентного оснований.
Стратегический вариант допущения экстремистского насилия путем его игнорирования базируется на положении о том, что в противостоянии экстремистского насилия и насилии, имеющего имманентное основание, например, насилия либерально-демократического государства, последнее окажется более стойким и по своим сущностным характеристикам обеспечивает преодоление экстремизма. Ярким примером подобной трактовки являются идеи Ф. Фукуямы. Критическое рассмотрение подобных взглядов выявляет его слабость, заключающуюся в том обстоятельстве, что параллельно массовизации и прагматизации общества идут и процессы возврата к трансцендентному. Игнорировать их не представляется возможным, что исключает возможность спокойного допущения экстремистского насилия как социальной патологии преодолимой обществом самим по себе в силу глобальной тенденции собственного развития.
Концепция допущения экстремистского насилия путем включения его в пространство коммуникации в своих теоретических основаниях формируется Ю. Хабермасом. Согласно данной концепции рациональная коммуникация в состоянии обеспечить существование общества в ситуации экстремистского насилия. Критический анализ показывает, что невозможность коммуникационного принятия экстремистского насилия заключена не в волеизъявлении (желании - нежелании) действующих субъектов, но в собственной природе экстремистского насилия. Экстремистское насилие бессмысленно, в силу того, что оно являет собой уничтожение настолько полное, что оно ведет к уничтожению самой системы, и потому в нем нет коммуникации.
Допущение экстремистского насилия путем интеграции его в систему властного насилия предполагает определенную трансформацию экстремистского насилия, выражает собой стремление к закамуфлированию его собственной природы, снятию его деструктивного потенциала и обуздание его властью. Этот вариант принятия экстремизма является неприемлемым, ибо в конечном итоге опора суверенной политической власти на экстремистское насилие приведет к разрушению общества и итоговому изменению собственной природы власти.
Концепция виртуализации и театрализации экстремистского насилия сводима к тому, что, не считая необходимым тратить энергию на противостояние трансцендентному, власть обращает его в спектакль, объявляет трансцендентное насилие неподлинным, иллюзорным (С. Жижек). Однако здесь полноценная театрализация оказывается все же невозможной. Несмотря на все усилия власти, экстремистское насилие реализуется в своей подлинной природе и приводит к всеобъемлющей деструкции, как общества, так и самой власти.
9. Социальная стратегия карательного противодействия экстремистскому насилию не может являться приоритетной в силу двух обстоятельств. Во-первых, принцип устрашающего воздействия демонстрирует свою низкую эффективность в отношении экстремистского насилия в силу того, что трансцендентное основание экстремистского насилия приводит к аксиологической трансформации смерти как последнего предела устрашения. Во-вторых, теория исправления мало результативна в качестве основы для построения стратегии противодействия экстремизму в силу социальной ориентированности целей экстремистского насилия.
Карательная стратегия противодействия экстремизму может быть основана на двух основных подходах: концепции социальной защиты и концепции исправления.
Концепция социальной защиты предполагает усиления наказания в ситуации роста общественной опасности противоправного явления. В этом отношении реализация стратегии карательного противодействия экстремизму будет выражаться в усилении ответственности, ужесточении мер наказания за экстремистскую деятельность. Тенденция к реализации именно этой стратегии отчетливо прослеживается в современной России. Однако по своей сути подобная социальная стратегия не способна обеспечить высокую результативность и привести к устранению экстремистского насилия. Карательная стратегия в данном варианте имеет в своей основе принцип устрашающего воздействия, последним пределом которого выступает смерть. Однако в экстремистском насилии наблюдается аксиологическая трансформация смерти. Такие видные мыслители как Ч. Ломброзо и Ж. Бодрийяр убедительно доказывали, что смерть в рамках экстремистского насилия не является устрашающим фактором. В итоге практики противодействия, сводимые к устрашению, принося временный эффект, в долгосрочной перспективе грозят поставить на грань катастрофы саму систему современного общества.
Как вариант карательной стратегии можно рассматривать концепцию преодоления экстремистского насилия путем его упразднения в исправляющем наказании. Однако подобная стратегия может быть эффективна только в случае явно антисоциальной направленности мотивов деяния. В ситуации экстремистского насилия мы имеем дело с конкурирующими социальными проектами, что определяет социальную ориентированность целей экстремистского насилия и делает данную стратегию неприемлемой.
Подтверждением этого выступают достаточно часто наблюдаемые в последнее время факты, когда лица, осужденные к лишению свободы за совершение преступлений экстремисткой направленности, не только не перевоспитывались, но даже продолжали распространять в среде заключенных экстремистские идеи, расширяя и увеличивая объемы реального и потенциального экстремистского насилия. При этом наивысшая опасность подобной стратегии заключается в том, что в местах лишения свободы субъекты экстремистского насилия будут не перевоспитываться, а получат новый опыт осуществления противоправной деятельности за счет контактов с уголовной средой.
10. Стратегия социального бытия, направленная на предупреждение экстремистского насилия, должна строиться с учетом трансцендентных оснований легитимации экстремистского насилия, что влечет за собой пересмотр роли различных субъектов профилактической деятельности, а также ее целевых ориентиров.
Обязательность, неустранимость легитимации и социально-политический характер экстремистского насилия задают его уникальность в рамках построения системы профилактики, что далеко не в полной мере учитывается при разработке конкретных мероприятий в данной сфере. Следует признать, что профилактика экстремистского насилия представляет собой качественно своеобразную стратегию в сравнении, например, с профилактикой общеуголовного насилия в силу качественного различия экстремистского и общеуголовного насилия. Предупредительная стратегия применительно к экстремистскому насилию должна быть ориентирована не столько на устранение причин и условий совершения конкретных экстремистских акций, сколько на более глубинные, мировоззренческие по своей сути процессы легитимации насилия в обществе. Таким образом, профилактическую работу следует ориентировать на формирование мировоззренческих основ личности, в рамках которых восприятие легитимационной мифологии, имеющей в качестве своего основания трансцендентную идею станет невозможным.
Рациональный дискурс мифологии легитимации насилия должен быть заключен исключительно в рамках имманентных оснований. Предупреждение экстремистского насилия есть, прежде всего, исключение трансцендентных положений в любой своей форме из механизмов легитимации насилия в рамках построения суверенной политической властью социально-политического единства. Это означает, что центральным элементом профилактической работы должна выступать система мер, направленных на формирование мировоззрения людей, в рамках которого легитимация насилия осуществлялась бы исключительно от имманентного основания. При этом результативность предупредительной стратегии противодействия экстремизму определяется тем, насколько формирование суверенной властью общества осуществляется социально-политическим насилием, имеющим исключительно имманентное основание.
Это влечет за собой смену приоритета ролевых позиций субъектов предупреждения экстремизма и их целевых установок. Ведущую роль в данной работе должны занимать не правоохранительные органы, а образовательные и культурные организации, органы местного самоуправления, средства массовой информации. В отличие от профилактической деятельности правоохранительных органов, имеющих своей целью снижение размеров экстремистского насилия, устранение причин и условий его возникновения в каждом конкретном случае, активная позиция вышеназванных субъектов должна быть направлена на формирования структур мировоззрения, влиять и определять общественное сознание. Здесь целью будет создание целостного пространства легитимации насилия из имманентных оснований, исключение возможностей свершения иного по своим основаниям легитимационного мифа как такового, как следствие, ис-ключенность экстремистского насилия. Таким образом, принципиальным основанием, на котором следует построить профилактику экстремистского насилия, выступает исключение любых случаев обращения в процессе формирования социального единства к социально-политическому насилию, которое имеет трансцендентное основание.
1.Галахов С.С., Кубякин Е.О., Сальников Е.В., Тузов Л.Л. Экстремизм в современном обществе: социальные и криминологические аспекты: монография. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2014. – 10/2,5 п. л.
2.Сальников Е.В. Социально-философский анализ экстремизма. Монография. – Орел, ОрЮИ МВД России, 2012. – 9,3 п. л.
3.Галахов С.С., Сальников Е.В., Кузьмин А.В. Организация противодействия экстремистской деятельности в России: понятие, сущность, правовые основы. Монография. – Домодедово, ВИПК МВД России, 2012. – 7,4/2,4 п. л.
Научные статьи, опубликованные в изданиях, рекомендованных ВАК при Минобрнауки России:
4.Экстремизм: фантом медиакратии // Вестник МГУ. Серия 12: Политические науки. - 2007. - № 6. – 0,5 п. л.
5.Экстремизм и его профилактика: проблема содержания // Среднерусский вестник общественных наук. - 2010. - № 3. – 0,4 п. л.
6.Герменевтический анализ допустимости этимологического толкования термина «экстремизм» // Философия права.- 2010. - №4. – 0,35 п. л.
7.Проблемы противодействия экстремизму: минимизации и (или) ликвидации последствий проявлений экстремизма в составе механизма противодействия экстремизму // Ленинградский юридический журнал. – 2011. - № 3. – 0,75 п. л.
8.Определение приоритетов профилактики экстремизма на основе использования экономико-статистических методов // Вестник Академии экономической безопасности МВД России. – 2011. - № 4. – 0,5п. л.
9.Противодействие экстремизму как одна из задач современного школьного педагога: социально-философский аспект // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – 2011. - № 4. – 0,5 п. л.
10.Экстремисты-смертники и камикадзе: философский дискурс самоубийственных акций // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2012. - № 4 (18). – 0,3 п. л.
11.Дискуссия о сущности экстремизма в современной юриспруденции и философии // Научный вестник Омской академии МВД России. – 2012. - № 1. – 0,35 п. л.
12.Концепции экстремизма в психоаналитической философии // Ученые записки Орловского государственного университета. – 2012. - № 5. – 0,35 п. л.
13.Неофашизм и философско-правовые проблемы Нюрнбергского трибунала // Среднерусский вестник общественных наук. – 2012. - № 4-1. – 0,35 п. л.
14.Экстремизм и свобода: к критике либеральных идей И. Канта // Среднерусский вестник общественных наук. – 2012. - № 4-2. – 0,35 п. л.
15.Экстремизм и пассионарность // Философия права. – 2012. - № 3. – 0,35 п. л.
16.Философско-правовая концепция социальной защиты как основа стратегии противодействия экстремизму: критический анализ // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. - 2012. - № 2. – 0,6 п. л.
17.Экстремизм в повседневном мире провинциальной России (по материалам социологического исследования в Орловской области) // Труды Академии управления МВД России. - 2013. - № 3. – 0,35 п. л.
18.Экстремизм и социально-политическое насилие в государстве // Общество и право. - 2013. - № 4. – 0,35 п. л.
19.Экстремизм и право // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. - 2014. - № 2. – 0,3 п. л.
20.Философско-правовой анализ специфики преступного характера экстремистского насилия // Научный вестник Омской академии МВД России. -2014. - № 2. - 0,35 п. л.
21.Украинский кризис: стратегии социального бытия в условиях экстремистского насилия // Историческая и социально-образовательная мысль. -2014. - № 6-1. – 0,45 п. л.
Научные статьи и тезисы, опубликованные в иных изданиях:
22.Экстремизм и моральное оправдание силы // Общество и право. -2003. - №2. – 0,2 п. л.
23.Неофашистские идеи скиндвижения: сущность и проблемы противодействия // 60-лет Великой Победы: сб. статей. – Орел: ОрЮИ МВД РФ. -
2005. – 0,3 п. л.
24.Насилие трансцендентного политического разума – экстремизм // Философия и будущее цивилизации: тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.): В 5 т. Т. 5. – М.: Современные тетради, 2005. – 0,1 п. л.
25.Методологические принципы проведения лингвистической экспертизы экстремистских материалов // Судебная экспертиза. - 2006. - № 1. – 0,4 п. л.
26.Проблема природы экстремизма // Современный экстремизм в Российской Федерации: особенности проявления и средства противодействия: материалы всероссийской научно-практической конференции в Академии управления МВД России 16 июня 2006 г. – М.: Академия управления МВД России,
2006. - 0,35 п. л.
27. Органы местного самоуправления как субъект противодействия экстремизму // Государственная власть и местное самоуправление. – 2006. - № 6. – 0,3 п. л.
28.Организация работы школьного инспектора милиции по профилактике неофашизма // Экстремизм как социально-философское явление: сборник научных статей. – Орел, ОрЮИ МВД РФ, 2006. – 0,4 п. л.
29.Экстремизм как насилие трансцендентного политического разума // Силовое принуждение: история и современность: тезисы общероссийской научно-практической конференции. Голицыно, 17 мая 2006 г. – Голицыно: ГПИ ФСБ РФ, 2006. - 0,1 п. л.
30.Экстремизм как медиакатегория // Экстремизм и средства массовой информации: материалы Всероссийской научно-практической конференции. /Под ред. В.Е. Семенова – СПб.: Астерион, 2006. – 0,15 п. л.
31.Религиозный экстремизм в феноменологической перспективе // Современная православная теология: проблема соотношения христианских и общечеловеческих ценностей: Сб. научных трудов. – Орел: Изд-во ОГУ, ПФ «Картуш», 2007. – 0,4 п. л.
32.Опыт осмысления революционного сознания и его значение для современной России (С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев) // Булгаковские чтения. – Орел, ОГУ, 2007. – 0,3 п. л.
33.Взаимодействие органов местного самоуправления и антитеррористических комиссий в деле борьбы с экстремизмом и терроризмом: проблемы и перспективы // Государственная власть и местное самоуправление. – 2007. -№3. – 0,3 п. л.
34.Методологические проблемы исследования экстремизма // Экстремизм как социально - философское явление: сборник научных статей. /Под ред. Гаврилина С.А., Е.В. Сальникова. – Орел, ОрЮИ МВД России, 2007. – 0,4 п. л.
35.Проблемы модернизации наказания за экстремистскую деятельность в Российской Федерации // Влияние наказание на преступность: сборник материалов международной научно-практической конференции. – Луганск, Луганский юридический институт министерства внутренних дел Украины, 2007. – 0,3 п. л.
36.Трансформация категории экстремизма как становление современной политической преступности // Безопасность бизнеса. – 2008. - № 4. – 0,3 п. л.
37.Культура неофашизма и ее сущностная характеристика // Социологический диагноз культуры российского общества второй половины XIX – начала XXI вв.: материалы всероссийской научной конференции. – Санкт-Петербург, Интерсоцис, 2008. – 0,3 п. л.
38.Проблемы деятельности органов внутренних дел в сфере противодействия экстремизму на современном этапе // Актуальные проблемы противодействия национальному и политическому экстремизму: материалы всероссийской научно-практической конференции. Том II. - Махачкала: Изд-во «Лотос», 2008. – 0,35 п. л.
39.Проблемы совершенствования наказания за экстремистскую деятельность в Российской Федерации // Государственная политика в области назначения и исполнения уголовных наказаний сб. мат. Вологда, 20-21 ноября 2008. В 2 ч. Ч. 1 . – Вологда, ВИПЭ ФСИН России, 2008. – 0,35 п. л.
40.Культура и эстетика исламского экстремизма // Религиозная ситуация в российских регионах: сб. материалов всероссийской конференции. – Омск: ОмА МВД России, 2008. – 0,2 п. л.
41.Культура и эстетика современного левого экстремизма // Традиция. Духовность. Правопорядок: сб. статей всероссийской конференции. - Тюмень, ТЮИ МВД России, 2009. – 0,35 п. л.
42.Философско-правовая составляющая противодействия экстремизму // Онтология и аксиология права: тезисы докладов и сообщений Четвертой международной конференции (16-17 октября 2009). – Омск, ОмА МВД России, 2009. – 0,1 п. л.
43.Философские проблемы Нюрнбергского процесса и противодействие экстремизму на современном этапе // Наука и практика. – 2009. - № 2. – 0,2 п. л.
44.Институциональные новации в области противодействия распространению религиозного экстремизма в сфере миграции // Миграция и религия: сб. статей научно-практической конференции. – Орел: ОрЮИ МВД России, 2009. – 0,3 п. л.
45.К проблеме природы экстремизма // Толерантность в России: вопросы истории и ответы современности: сб. статей всероссийской научно-практической конференции – Волгоград, ВА МВД России, 2009. – 0,35 п. л.
46.Религиозный экстремизм и сектантство: проблемы разграничения в свете введения института государственной религиоведческой экспертизы // Противодействие распространению экстремизма: сб. статей круглого стола. – Казань: КЮИ МВД России, 2009. – 0,3 п. л.
47.О роли и месте Департамента по противодействию экстремизму МВД России в условиях борьбы с экстремизмом в современной России // Социально-правовая и политическая природа экстремизма и терроризма: проблемы интерпретации и противодействия: сб. статей международной научно-практической конференции. – СПб.: СПбУ МВД России, 2009. – 0,3 п. л.
48.Административно-правовое противодействие экстремизму: проблемы и решения // Взаимодействие органов исполнительной власти и органов местного самоуправления с органами внутренних дел в становлении и развитии государственной системы профилактики правонарушений. Теория и практика: материалы «круглого стола» (Ульяновск, 23 октября 2009 г.) /Под ред. А.А. Бакаева, С.И. Гирько. – ОАО «ИПК «Ульяновский дом печати», 2009. – 0,5 п. л.
49.Проблема экстремизма в трудах современных философов // Наука и практика. - 2010. - № 1. – 0,3 п. л.
50.Департамент по противодействию экстремистской деятельности как русский аналог Федерального ведомства по охране Конституции (ФРГ): достижения и недостатки //Борьба с преступностью в условиях глобализации: новые вызовы и поиски адекватных ответов: сб. статей международной научно-практической конференции. – Нальчик: КФ КрУ МВД России, 2010. – 0,35 п. л.
51.Вопросы конкретизации правовой категории «нацистская атрибутика или символика» // Наука и практика. – 2010. - № 3. – 0,3 п. л.
52.Экстремистские настроения в обществе – причины возникновения и распространения // Наука и практика. – 2011. - №1. – 0,3 п. л.
53.Понятие профилактики экстремизма в молодежной среде, ее задачи // Человек. Религия. Право. Религиозный экстремизм: истоки, сущность и проблемы противодействия: сборник материалов всероссийской научно-практической конференции – Екатеринбург: Издательство УрЮИ МВД России, 2011. – 0,35 п. л.
54.Феноменология религиозного экстремизма // Онтология и аксиология права: сб. статей международной научной конференции. – Омск, ОмА МВД России, 2011. – 0,35 п. л.
55.Противодействие распространению экстремистских материалов через библиотечные сети // Культура: экономика, управление, право. - 2014. - № 2. – 0,2 п. л.
56.К проблеме взаимосвязи спорта и экстремизма // Спорт: экономика, управление, право. - 2014. - № 2. – 0,3 п. л.
57.Основания насилия в современном обществе // Наука и практика. -2014. - №3. – 0,2 п. л.