- Интенсивные субурбанизационные процессы, протекающие в зоне Иркутской агломерации, обусловили развитие нового (и онтологически, и типологически) для региона способа взаимодействия города и села, связанного с освоением горожанами сельского пространства без включения последнего в пространство собственно городское. Типологически новый пригород наиболее близок к североамериканской субурбии, однако имеет ряд существенных отличий в происхождении и жизнедеятельности.
- Процесс формирования пригородного сообщества протекает в логике фронтира - подвижной границы, представляющей собой не «линию на карте», но пространство взаимодействия. Переход от линейной границы между городским и сельским миром к пространству их взаимодействия создает возможность для формирования особого типа сообщества, не тождественного ни городскому, ни сельскому.
- Такая маргинальность пригородного сообщества позволяет рассматривать его как самостоятельную локальность, тесно связанную с обеими родительскими (сельской и городской), но не тождественную ни одной из них. Поскольку пригородное сообщество возникает в пограничном пространстве взаимодействия города и села, оно функционирует как транслокальность, включенная и в городское, и в сельское пространство, возникающая и существующая на основе эксплуатации границы между ними как основного ресурса.
- Ключевым агентом, формирующим новое социальное пространство пригорода, в рассматриваемом случае становятся горожане, переезжающие на постоянное жительство в пригородную зону, но сохраняющие устойчивые связи с городским сообществом. В специфических условиях транслокальности пригорода складывается особый габитус жителя пригорода ("suburban settler"), близкий по своим ключевым характеристикам типу «человека границы». Данный габитус не является прямым воспроизведением габитуса горожанина, а представляет собой пограничный сельско-городской набор предпочтений, оформляющийся через адаптацию городских практик к новому физическому пространству и встречную адаптацию сельских практик к городскому опыту.
- Появление в пригороде экс-горожан как доминирующего агента обусловливает формирование специфического социального пространства, в котором конфигурация агентов и взаимоотношений между ними находится в процессе становления. Такая подвижность пригородного пространства обеспечивает возможности для включения в него новых групп, сопутствующих переселенцам из города, но инородных для занимаемого физического пространства ранее. Статус этих групп (прежде всего трансграничных мигрантов) существенно отличается от традиционного для них статуса подчиненной и отчасти стигматизируемой группы, бытующего в городских сообществах.
- Выстраивание конфигурации социального пространства пригорода, в котором новые группы становятся доминирующими агентами, приводит к формированию новой системы социальных дистанций, определяемых отношением к основному ресурсу сообщества - границе между городом и селом. В свою очередь, формирующаяся система дистанций продуцирует новые социальные позиции и статусы, невозможные в традиционном городском и сельском пространстве.
- Специфическая структура нового социального пространства пригорода приводит к быстрой трансформации экономического поля: из пространства производящей экономики пригород все более эволюционирует в экономику «потребляющую». Ведущими сферами локальной экономики становятся торговля и услуги, вытесняя за пределы пригородной зоны аграрное производство и ограничивая развитие производящей домашней экономики, характерной для сельских сообществ. Специфика экономического поля пригорода прямо проецируется на физическое пространство, маркируя территорию прилегающего к городу района как зону особой «пригородной» экономики.
- Неинституализированность пригорода, жесткое регулирование, некомфортная среда для легального развития мелкого предпринимательства, специфика налоговой системы обусловливает развитие значительной части экономики пригорода в скрываемом секторе неформальной экономики. Специфика налогообложения и формирования локальных бюджетов приводит к поощрению локальными администрациями неформальной экономики и даже включению в нее. Подобный характер развития пригородной экономики не только исключает большую ее часть из государственной статистики и, следовательно, скрывает от прямого регулирования, но и способствует сохранению «невидимости» пригорода как особого для региональной власти пространства.
- Переход поля экономики пригорода преимущественно в неформальную сферу ведет к утрате властью как агентом важнейшего инструмента господства - экономического капитала, реализуемого в данном случае через налоговую систему, оставляя в ее распоряжении почти исключительно власть символическую. В этих условиях отношения прямого подчинения (господства) постепенно трансформируются в систему мягкого регулирования, реализуемую через символический капитал и приобретающую внешнюю форму партнерства. Следствием распространения нового типа отношений властных агентов между собой и с сообществом становится система неформальных коммуникационных и управленческих практик, подменяющая собой формальные (институализиро-ванные) механизмы взаимодействий.
- Деформализация значительной части взаимодействий в рамках властного поля социального пространства пригорода в сочетании с транслокальным характером сообщества обусловливает включение в него новых агентов, формально исключенных из прямого взаимодействия с локальным сообществом и локальными властными структурами. Специфика участия таких новых агентов в системе властных интеракций способствует закреплению неинституализированности пригородного пространства, его отсутствия de jure, что, в свою очередь, замыкает цикл воспроизводства экономического и властного поля пригорода.
- Складывание нового социального пространства на основе особого габитуса жителя пригорода происходит в тесной связи с консолидацией переселенцев из города как новой для пригорода группы. В качестве одного из ключевых инструментов консолидации используется пространство интернет-форумов, функционирующих для переселенцев из города как вариант группового текста, через который аккумулируется и воспроизводится групповой опыт.
- Формирование нового пригородного сообщества отражается, в том числе, в продуцировании значительного количества новых символов и смыслов, что формирует собственное символическое пространство группы. Пригородные поселения все шире атрибутируются как ее пространство, в котором «чужаками» выступают не экс-горожане, а «коренное» население. Через символизацию пространства пригорода последний выделяется как из сельского, так и из городского пространства, анклавами которого выступают также «элитные» коттеджные поселки.
- Формирование особого социального пространства пригорода, объективированного в специфических локальных экономике и рынке труда, как и консолидация пригородного сообщества, остается вне дискурса региональных медиа. В последнем новые явления либо вписываются в привычную дихотомию городского и сельского мира через использование устоявшихся лексики и образов, либо игнорируются, а развитие пригорода относится в будущее через дискурсивное конструирование желаемого образа.
- В противоречии объективного развития пригородного пространства и его отражения в дискурсе региональных медиа проявляется конфликт двух концептуально различных векторов развития сельско-городского интерфейса: сохранения барьерно-линейной границы с присущей ей регламентацией трансграничных взаимодействий и формирования границы как транслокального пространства, обеспечивающего более гибкую, но менее контролируемую систему интеракций городских и сельских сообществ. В более широком смысле это конфликт концепта жестко структурированного пространства и общества и идеи континуального характера развития региона и его сообществ.
- Пригород представляет собой максимизированную модель развития неинституа-лизированного локального пространства, в которой отчетливо проявляется управленческий кризис, связанный с параллельным бытованием двух вариантов представлений социальных агентов об объективной конфигурации социального пространства: неформального рефлексирования и формализованной управленческой оптики. Поскольку принятие управленческих решений законодательно базируется на второй (предписанной) системе получения информации, их реализация выталкивается в «серую» зону неформальных практик, что обусловливает воспроизведение социального пространства пригорода как неинституализированной транслокальности.
2.Григоричев К.В. Миграционные процессы в зоне Иркутской агломерации на рубеже XX–XXI веков / К.В. Григоричев // Известия Алтайского государственного университета. Серия История. Политология. – 2011. – № 4–1. – С. 53–59.
3.Григоричев К.В. Мигранты и миграционная политика в постсоветской Сибири и на Дальнем Востоке / Л.Е. Бляхер, К.В. Григоричев // Полития. Журнал политической философии и социологии политики. – 2011. – № 4 (63). – С. 35–60.
4.Григоричев К.В. От исследовательского центра к исследовательской сети: эт-номиграционные и диаспоральные исследования в НОЦ МИОН при ИГУ / К.В. Григоричев, В.И. Дятлов // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2012. – № 2 (9). – Ч. 2. – С. 5–12.
5.Григоричев К.В. От слободы до субурбии: пригороды Иркутска в последней трети XX – начале XXI века / К.В. Григоричев // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2012. – № 2 (9). – Ч. 2. – С. 44–51.
6.Григоричев К.В. “Таджики”, “нерусские”, “гастарбайтеры” и другие: иностранные трудовые мигранты в пригородах Иркутска / К.В. Григоричев // Этнографическое обозрение. – 2012. – № 4. – С. 14–31.
7.Григоричев К.В. Принимающее общество и трансграничные мигранты / К.В. Григоричев, В.И. Дятлов // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2012. – № 1 (8). – С. 88–91.
8.Григоричев К.В. Местные сообщества и местная власть в неинституализиро-ванном пространстве: случай пригородов Иркутска / К.В. Григоричев // Поли-тия. Журнал политической философии и социологии политики. – 2013. – № 1 (68). – С. 143–155.
9.Григоричев К.В. Пригородный фронтир: формирование социального пространства городской периферии (случай Иркутска) / К.В. Григоричев // Вестник Тихоокеанского государственного университета. – 2013. – № 2 (29). – С. 275–280.
10.Григоричев К.В. Перекресток исследовательских пространств: от исторической памяти до диаспор и миграций / К.В. Григоричев, В.И. Дятлов, Д.В. Козлов // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2013. – № 2 (11). – Ч. 2. – С. 3–10.
11.Григоричев К.В. «Неназванное не существует»: пригород в дискурсе региональных СМИ / К.В. Григоричев, Ю.Н. Пинигина // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2013. – № 2 (11). – Ч. 2. – С. 282–300.
12.Григоричев К.В. «Виртуальный» пригород: конструирование сообщества в интернет-форумах / К.В. Григоричев // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2013. – № 2 (11). – Ч. 2. – С. 270–281.
13.Григоричев К.В. Трансформация экономического поля пригорода Иркутска / К.В. Григоричев // Идеи и идеалы. – 2013. – № 4 (18). – Т. 1. – С. 51–61.
14.Григоричев К.В. Консолидация пригородных сообществ в пространстве коллективного текста интернет-форумов / К.В. Григоричев, Ю.Н. Пинигина // Вестник Иркутского государственного технического университета. – 2013. – № 12 (83). – С. 292–297.
15.Григоричев К.В. «Ни к селу, ни к городу»: символическое пространство пригородов Иркутска / К.В. Григоричев // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. – 2014. – № 1 (25). – С. 42–55.
16.Григоричев К.В. Демографические перспективы Иркутска / К.В. Григоричев, Ю.Н. Пинигина // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2008. – №1. – С. 73–84.
17.Григоричев К.В. Региональная миграционная политика в Иркутской области / К.В. Григоричев, Ю.Н. Пинигина // Миграционная политика в регионах Российской Федерации: законодательство и правоприменительная практика. – Калининград: Изд-во РГУ им. И.Канта, 2009. – С. 37–72.
18.Григоричев К.В. Региональная миграционная политика / К.В. Григоричев, Н.В. Гуль, Т.Н. Долгих, Л.Л. Емельянова и другие (всего 11 человек) // Трансграничные миграции и принимающее общество: механизмы и практики взаимной адаптации. Монография. – Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2009. – С. 16–120.
19.Григоричев К.В. Территориальное планирование в региональной социально-экономической политике / К.В. Григоричев, Н.А. Потороченко // Известия Иркутского государственного университета. Серия Политология. Религиоведение. – 2009. – № 1 (3). – С. 33–41.
20.Григоричев К.В. Миграции и диаспоры в социокультурном, экономическом и политическом пространстве Сибири, XIX–XXI вв. / К.В. Григоричев, В.И. Дятлов, Д.В. Козлов // Вестник Омского государственного университета. – 2010. – № 4. – С. 310– 313.
21.Григоричев К.В. «Таджики» в пригородах Иркутска: сдвиги в адаптивных практиках / К.В. Григоричев // Диаспоры. – 2010. – № 2. – С. 261–282.
22.Григоричев К.В. «Таджики» в пригородах Иркутской агломерации / К.В. Григоричев // Миграции и диаспоры в социокультурном, политическом и экономическом пространстве Сибири. Рубежи XIX–XX и XX–XXI веков. – Иркутск: Оттиск, 2010. – С. 156–176.
23.Григоричев К.В. Региональная миграционная политика 2000-х годов: содержание, инструменты, контексты / К.В. Григоричев // Азиатская Россия: миграции, регионы и регионализм в исторической динамике: Сборник научных статей. – Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2010. – С. 159–171.
24.Григоричев К.В. Восток России: миграции и диаспоры в переселенческом обществе. Рубежи XIX–XX и XX–XXI веков / И.Т. Абдулова, М.Н. Балдано, Л.Е. Бляхер, А.С. Бреславский, К.В. Григоричев и др. – Иркутск: Оттиск, 2011. – 624 с.
25.Григоричев К.В. «Таджики» и «китайцы» в пригородах Иркутска: свои чужие и чужие свои / К.В. Григоричев // Этнодемографические процессы в Казахстане и сопредельных территориях: Сб. науч. трудов ХII Междунар. науч.-практ. конф. 26–27 мая 2011 г., г. Усть-Каменогорск. – Усть-Каменогорск: Либриус, 2011. – С. 181–189.
26.Григоричев К.В. Иностранные трудовые мигранты в пригородном пространстве: специфика адаптации / К.В. Григоричев // Приграничное сотрудничество и внешнеэкономическая деятельность: История и современность: Материалы междунар. науч. конф. 11–15 окт. 2011 г. (г. Чита (Россия) – г. Маньчжурия (Китай)) – Чита, 2011. – С. 124–129.
27.Григоричев К.В. Иностранные трудовые мигранты в пригородах Иркутской агломерации / К.В. Григоричев // Даяаршлын yуийн соёл ба миграци. Монголия на перекрестке внешних миграций. (Олон улсын онол практикийн 6-р бага хурлын эмхэтгэл). – Улаанбаатар хот, 2011. – С. 14–22.
28.Григоричев К.В. Миграционные процессы в Иркутской области на рубеже XX–XXI вв. / К.В. Григоричев // Этномиграционные и этнодемографические процессы на Востоке России в конце XIX – начале XXI веков / Под ред. К.В. Григоричева. – Иркутск: Оттиск, 2012. – С. 87–97.
29.Григоричев К.В. «Село городского типа»: миграционные метаморфозы пригорода. В поисках теоретических инструментов анализа / К.В. Григоричев // Местные сообщества, местная власть и мигранты в Сибири. Рубежи XIX–XX и XX–XXI веков. – Иркутск: Оттиск, 2012. – С. 422–446.
30.Григоричев К.В. В тени большого города: социальное пространство пригорода / К.В. Григоричев. – Иркутск: Оттиск, 2013. – 248 с.
31.Григоричев К.В. Переселенческое общество Азиатской России: миграции, пространства, сообщества / А.Н. Алексеенко, Л.Е. Бляхер, А.С. Бреславский, К.В. Григори-чев, В.И. Дятлов и др. – Иркутск: «Оттиск», 2013. – 624 с.
32.Григоричев К.В. Население Иркутской области в конце XX – начале XXI в. / К.В. Григоричев, В.И. Дятлов // Иркутский край. Четыре века: История Иркутской губернии (области) XVII–XXI вв. / Гл. ред. проф. Л.М. Дамешек. – Иркутск: Востсибкни-га, 2012. – С. 721–730.