2. Управление конфликтами. Одновременно с нарастающим кризисом системы международных институтов (ООН, ОБСЕ) не меньший кризис переживает и международная миротворческая деятельность: в современных условиях концепции и доктрины миротворчества не успевают реагировать на новые вызовы международной безопасности, связанные со стремительной эволюцией международных конфликтов, трансформацией прежних и возникновением новых их форм, и стремительно устаревают, нередко еще на стадии разработки. Вместе с тем, в планировании современных миротворческих операций происходят качественные изменения, связанные со сменой целеполагания и отношения к международным конфликтам: в глобальной конкуренции великих держав, которые стремятся перехватить у ООН стратегическую инициативу в сфере миротворчества, международный конфликт рассматривается не как угроза миру, а как объект внешнего политического управления. При этом сами международные конфликты, как правило, возникают не случайно, а в результате внешней инициации, и только в тех регионах, где разворачивается борьба великих держав за политическое влияние и ресурсы. В этих условиях для мировых лидеров международный конфликт становится полем столкновения интересов, в котором они добиваются преимуществ, манипулируя сторонами конфликта с помощью технологий внешнего управления. Сам же конфликт в условиях глобальной конкуренции великих держав становится объектом внешнего управления и одновременно инструментом воздействия на политических оппонентов, их позиции и влияние в регионе, и его скорейшее мирное разрешение может только повредить ведущейся на глобальном уровне политической игре. Эти изменения в большинстве своем имеют скрытый характер, для большинства участников международных отношений остаются нераспознанными и ошибочно воспринимаются внешними наблюдателями как очередные проявления общего кризиса миротворческой деятельности.
Как объекты внешнего управления современные международные конфликты демонстрируют слабую восприимчивость к традиционным институциональным методам воздействия (включая силовое давление) и, напротив, откликаются на инструменты, оказывающие прямое воздействие на сознание участников, их системы ценностей, культурные и цивилизационные представления. В этих условиях важнейшим фактором воздействия на ход развития и разрешения международных конфликтов становятся технологии внешнего информационно-психологического управления, которые сегодня применяются акторами в рамках собственных, исторически сформировавшихся культурно-цивилизационных моделей управления конфликтами. Таким образом, на смену институциональным методам урегулирования конфликтов приходят культурно-цивилизационные модели внешнего управления, основанные на технологиях информационно-психологического воздействия.
3. Модели. В сфере управления международными конфликтами акторы международных отношений в целом придерживаются близких взглядов относительно целей, задач, форм, методов и политических процедур воздействия на конфликты, включающих в себя миссии по поддержанию мира, принуждению к миру, миротворчеству и постконфликтному миростроительству, продвигающих в мировую практику такие методы как разрешение споров с помощью посредников и международные санкции (вплоть до полной изоляции и блокады) тех, кто предпочитает военные решения. Также имеется совпадение мнений в отношении круга ситуаций, в которых международное сообщество заинтересовано в применении теории и практики управления конфликтами. Вместе с тем, существуют и принципиальные расхождения в подходах различных акторов к управлению конфликтами в интересах их мирного разрешения. Практика миротворческой деятельности убедительно доказывает, что в современном мире исторически сформировались и действуют четыре основных модели управления международными конфликтами, которые успешно применяются в соответствующих культурно-цивилизационных ареалах: англосаксонская, романо-германская, восточноазиатская и ближневосточная, каждая из которых стремится преобразовать политические системы участников конфликта в соответствии с собственной картиной мира. Все эти модели эффективно работают в зонах международных конфликтов, не вступая в противоречие между собой и часто взаимно дополняя друг друга. Их результативность в мирном разрешении конфликтов позволяет рассматривать эти модели как реальную альтернативу силовому умиротворению. В этой глобальной системе российская национальная модель управления международными конфликтами сегодня еще не обрела свой окончательный облик, но находится в стадии активного формирования, чему немало способствует активизация роли России на миротворческом направлении. В перспективе она сможет составить реальную конкуренцию и стратегическую альтернативу доминирующим сегодня западным моделям управления конфликтами.
Вместе с тем, система из двух ведущих западных мировых моделей управления конфликтами, наиболее активно применяемых в миротворческих операциях, даже будучи дополнена двумя восточными моделями, не является полной и самодостаточной; в ней заложены точки конфликтного соприкосновения и скрытые системные риски, способные в условиях появления все более сложных форм конфликтов стать причиной новых кризисов миротворческой деятельности. Напротив, российская модель управления конфликтами обладает теми качествами, которые позволяют компенсировать системные недостатки западных моделей. Войдя в систему мировых культурно-цивилизационных моделей, она способна придать ей необходимую сбалансированность и устойчивость. Более того, помимо стабилизации, российская модель управления международными конфликтами также несет функцию политической модернизации западного вектора, англосаксонских и романо-германских моделей, концепций и доктрин управления конфликтами, стимулируя их развитие и побуждая к поиску новых форм воздействия на конфликты.
4. Англосаксонская модель управления международными конфликтами в проводимых США миротворческих операциях все чаще проявляется в форме глобальной цивилизаторской миссии, несущей другим странам и народам универсальные (как считают американцы) ценности, мировоззрение, политические нормы и стандарты англосаксонской цивилизации. К таким ценностям, ориентированным на экспорт, относятся известные продукты западной либеральной идеологии: «демократические институты», «демократические ценности», «права человека» и др. При этом перенос этих ценностей из одной культурной среды в другую представители англосаксонской цивилизации видят в полной, принудительной трансформации политических систем других участников международных отношений, а сами международные конфликты рассматривают как канал проникновения в культурную среду его участников с целью ее дальнейшего преобразования в соответствии с собственной картиной мира. В этих целях англосаксы разрабатывают и используют в международных конфликтах гибкие тактические схемы внешнего управления, основанные на применении как методов силового давления («силовое умиротворение», «гуманитарные интервенции», «борьба с международным терроризмом»), так и методов несилового воздействия («мягкая сила», «цветные революции», «психологическая война»). При этом представители англосаксонской модели управления конфликтами придерживаются в отношении определения конечных целей и задач управления следующего принципа: они полагают, что скорейшее разрешение конфликта возможно только тогда, когда конфликт перестанет быть интересен с точки зрения использования его в качества инструмента оказания давления на его участников и их союзников на мировой арене и тем самым исчерпает свои возможности в глобальной политической борьбе. Поэтому англосаксы в своих миротворческих операциях стремятся встроить любой конфликт в определенную схему взаимодействия с его участниками и в дальнейшем использовать эту схему в качестве инструмента управления их политическим поведением, включающего, в том числе, и методы прямого принуждения. Вместе с тем, в англосаксонской модели управления международными конфликтами применение прямой вооруженной силы рассматривается в качестве сервиса по отношению к технологиям информационно-психологического управления массовым и индивидуальным сознанием населения как непосредственно в зонах международных конфликтов, так и вне их.
В концепции внешней политики США постановка задачи «управления конфликтами» приобретает сегодня нормативный характер, воспринимается как обязанность США перед всем «свободным миром» и мировой цивилизацией, не исключая при этом угрозы применения силы против тех, кто это мнение не разделяет. Некоторые положения и ориентиры этой концепции в принципе одобряются мировым сообществом, среди которых стремление использовать временную стабилизацию мировой системы после окончания глобального противостояния СССР и США для выработки и распространения в практике международных отношений новых механизмов мирного урегулирования и разрешения международных конфликтов. Однако стремление Вашингтона диктовать остальному миру свои условия и выстраивать всю систему миротворчества в соответствии с собственной цивилизационной моделью управления международными конфликтами вызывает серьезные возражения со стороны других участников миротворческой деятельности. Россия, Франция, Китай считают, что юридической основой этой политики должны быть решения Совета Безопасности ООН, который не только создает схему управления конфликтами, но и определяет, кого и как привлечь к осуществлению этого управления. Вашингтон, напротив, высказывает пренебрежение к ООН, способствуя перехвату ряда ее функций другими организациями - прежде всего НАТО. Американские политики в противовес России выдвигают идею создания новых международных организаций по политико-идеологическому принципу - на основе соответствия их будущих членов демократическим идеалам.
5. Романо-германская модель. В отличие от англосаксов, ведущие страны Европейского союза придерживаются в управлении конфликтами собственных взглядов и собственных моделей. Европейские страны - члены ЕС еще в 1992 г. определили свой интерес к управлению конфликтами, фактически сделав это стержнем своей политики в области безопасности, о чем говорят решения Петерсбергской конференции ЕС, на которой определились задачи и направления деятельности Евросоюза в этой сфере.
В управлении конфликтами ЕС основывается на собственной культурно-цивилизационной модели. Романо-германская модель управления международными конфликтами исходит из того, что процесс разрешения конфликтной ситуации заключается в изменении взглядов его участников на сам конфликт в соответствии с предлагаемым европейскими миротворцами специально сконструированным образом конфликта, включающим готовые шаблоны и рекомендации отношения к нему. Европейцы стремятся управлять сознанием политических элит, стоящих у власти в государствах-участниках конфликта, а также сознанием различных слоев местного населения и международной общественности, побуждая их воспринимать конфликт в соответствии с предлагаемым им образом, смотреть на конфликт глазами европейского сообщества. Образ конфликта в европейских технологиях перестает быть точным отражением действительности и приобретает характер «товарной марки», бренда, который затем продвигается в сознании политического электората с помощью специальных технологий политического маркетинга.
Сегодня ЕС стремится стать лидером в управлении конфликтами, взяв курс на формирование собственного полюса по их мирному урегулированию и разрешению. В этой политике ЕС использует ряд очевидных преимуществ своей модели, во многих отношениях более тонкой и гибкой, чем англосаксонская. Вместе с тем, романо-германская модель, основанная на своей цивилизационной, политической этике, отягощена стереотипами, набором «общепринятых» или общеобязательных этических представлений, не всегда совпадающих с представлениями других цивилизаций. Кроме того, эффективность романо-германской модели в управлении конфликтами носит временный характер: она не меняет систему политических отношений участников конфликта и тем самым не устраняет коренные противоречия, породившие международный конфликт, хотя и способна на некоторое время (впрочем, достаточное для принятия взаимных договоренностей) сблизить оппонентов и посадить их за стол переговоров. Образ политического конфликта, сконструированный европейскими политтехнологами, также относительно недолговечен и со временем перестает владеть сознанием людей.
6. Российская национальная модель рассматривает управление международными конфликтами прежде всего как процесс политической модернизации мира. В свете этих представлений миротворчество дает мировому сообществу уникальный шанс выработать новые формы, механизмы и процедуры политического поведения в условиях распада ялтинско-потсдамской системы и нарастания степени хаотизации в международных отношениях. Международные конфликты при этом являются не только прямой угрозой миру, но и очагами политической модернизации, «плавильными котлами» для концепций и доктрин политического управления и центрами обновления международных отношений. С российской точки зрения, управление международными конфликтами фактически тождественно управлению политической модернизацией, а участие России в управлении конфликтами дает ей определенные преимущества в мировом политическом процессе, в том числе в деятельности по определению облика будущей мировой системы.
С другой стороны, российская модель в своей деятельности по управлению международными конфликтами основывается на собственном мировоззрении, являющимся для участников конфликтов реальной альтернативой картинам мира западной цивилизации. С этой ее особенностью связана высокая проникающая способность в среде участников международных конфликтов российской культуры и цивилизационных ценностей, с одной стороны, и идеологии, сформулированной в российской модели как программа практической реализации национальной идеи, с другой. Условием эффективности российской модели является мощное цивилизаторское воздействие всех ее составляющих - национальной идеи, культуры, идеологии - на участников конфликта, их представления, мировоззрение, этническое самосознание и культуру, способное не только внедрить в сознание и подсознание участников конфликта новые ценностные установки, но и придать их прежним ценностным установкам новое культурно-цивилизационное качество.
7. Сравнительный анализ модели США. Несмотря на масштабность миротворческих операций США, большинство членов мирового сообщества не считают убедительной американоцентричную англосаксонскую модель управления международными конфликтами, основанную на привлекательности англосаксонских ценностей. Американский вариант мироустройства не доказал своей способности гарантировать стабильность мировой системы, не вызывая при этом роста системной угрозы для ее существования. Война в Южной Осетии в августе 2008 г. стала признаком проявления такой угрозы. Диктатура американских ценностей и методов генерирует потенциал нового раскола, попытка моноцентричности не препятствует развитию в международных отношениях альтернатив, в том числе различных форм многовекторности, получает широкое развитие практика провоцирования конфликтов и специальной их инициации. В международных отношениях все более укореняется и распространяется практика силового принуждения и государственного шантажа, в рамках которой странам и народам предлагают присоединиться к США под угрозой применения силы.
Обеспокоенность неудачами американской деятельности порождает в Америке идеи о необходимости для США «разумно уступить», отказаться от распространения демократии любой ценой. Радикальность политики США дестабилизирует систему международных отношений и провоцирует активность других ведущих держав региона, таких как Китай. В результате начинает признаваться факт, что глобальная стратегия США, в основе которой лежат либеральные идеи, это не стратегия мира, а стратегия конфликта. Выход видится в возврате к реализму, свободному от идеологической нетерпимости и позволяющему другим центрам силы участвовать в строительстве нового мирового порядка вместе с США. При таком подходе «свободное балансирование» между разными центрами силы в управлении международными конфликтами позволит США избежать формирования враждебного отношения со стороны других государств.
Построенный США международный порядок однополярного мира с доминированием англосаксонской модели управления международными конфликтами сегодня столкнулся с глобальными трудностями и вступил в полосу нарастающей нестабильности. Это является прямым следствием того, что его строили без участия государств, считавшихся раннее периферийными региональными игроками, а теперь вышедших на иной, более высокий уровень участия в мировом политическом процессе. Для новых акторов международных отношений ни США, ни Западная Европа, ни Россия уже не признаются неоспоримыми авторитетами, они не считают возможным помогать Вашингтону в создании новых основ международной политики и реализации англосаксонской модели управления конфликтами и выдвигают собственные альтернативные картины устройства мира и модели управления конфликтами - к ним относятся восточноазиатская и ближневосточная (исламская) модели управления международными конфликтами, доминирующие наравне с лучшими западными моделями. Кроме того, на подходе - латиноамериканская модель и в перспективе, вероятно, африканская.
8. Сравнительный анализ модели ЕС. В отличие от англосаксонской модели США европейские технологии психологического воздействия на конфликт строятся на принципе создания в сознании населения определенного образа конфликта, отличного от того, который формирует официальная идеология экстремистов, развязавших конфликт, и делающего этот конфликт управляемым. В отличие от представителей англосаксонской модели европейцы используют в качестве инструмента психологической обработки сознания технологии, перешедшие в политическую коммуникацию из сферы коммерции - речь идет о технологиях создания образа конфликта как политической «марки» (бренда) и продвижение его в сознание населения как коммерческий продукт, имеющий определенную рыночную стоимость и пригодный для потребления.
В европейских операциях психологической войны продуктом коммерческого потребления является образ конкретного политического события, цепочки таких событий, военной кампании или всего внешнеполитического курса государства-миротворца в целом. В этом случае на фоне успешно разворачивающейся военной кампании формируется торговая марка, представляющая вооруженное вторжение в определенном свете: например, в виде миротворческой операции, призванной освободить от диктатуры или от угрозы международного терроризма. Потребителем такого коммерческого продукта (образа военного конфликта, представленного на рынке своей торговой маркой) по-прежнему остается общество, мнение которого отражает то, насколько успешно этот продукт продается.
Здесь ярко проявляется основное отличие европейского (романо-германского) подхода к психологическим технологиям от англосаксонского (США): европейцы не стремятся внедрить в зоне конфликта новый мировой порядок, а пытаются максимально использовать возможности существующих форм коммуникации, корректируя в сознании населения образ конфликта и, как следствие, вызывая контролируемое сознательное изменение отношения к нему. Эта тактика позволяет европейским странам одновременно направлять конфликты в сторону их урегулирования, уважать неотъемлемые права прямых участников конфликта, избегая вмешательства в их внутренние дела, и уклоняться от роли диктатора.
9. Сравнительный анализ российской модели. В отличие от ведущих евроатлантических моделей (англосаксонской и романо-германской) российская культурно-цивилизационная модель управления конфликтами рассматривает психологическое воздействие на конфликты как процесс (или часть процесса) цивилизаторской модернизации существующей картины мира. Конфликты в рамках российской концепции воспринимаются не только как цивилизационные разломы и точки столкновения, проявления антагонизма различных цивилизаций, но и как «плавильные котлы» для идеологических концепций, претендующих на управление современным миром; как медиа-повод для залповых выбросов на целевые аудитории и закрепления в их сознании ценностей и установок российской национальной модели, а также внедрения новых форм и практики политического поведения.
Основное отличие от англосаксонской модели - поливариантность. Российская модель предлагает собственное видение мирного разрешения международных конфликтов, выступающее в качестве наилучшей альтернативы в конкретных сложившихся условиях. Российская модель не навязывает собственное мировоззрение и стремится к тому, чтобы участники конфликта сами сделали сознательный выбор в пользу российской модели, добровольно и без принуждения. Такая практика оправдана как в ближней, так и в отдаленной перспективе развития международных отношений: в отличие от российской модели «демократические шаблоны» политического поведения англосаксов, принудительно навязанные участникам конфликта, нуждаются в постоянной внешней силовой поддержке и перестают действовать, как только этот фактор силы исчезает. Следовательно, их эффект недолговечен и не способен качественно изменить конфликтную ситуацию, а тем более - сохранить эти изменения в течение продолжительного времени.
Основное отличие от романо-германской модели состоит в том, что российская модель видит разрешение конфликтов в политической модернизации всей системы международных отношений как на региональном, так и на глобальном уровне. Напротив, романо-германская модель оперирует образом и восприятием конфликта в глазах его участников, ведущих акторов международных отношений и мирового сообщества в целом, добиваясь при этом конкретных результатов, не приводящих к революционным процессам политической модернизации системы международных отношений в целом. Кроме того, в западноевропейской модели есть значительный элемент созерцательности: западноевропейские миротворцы предпочитают всеми способами избегать прямого участия в конфликте, если есть риск понести потери. Кроме того, технологии политического маркетинга эффективны только в социо-культурной среде общества потребления и не встречают отклика у представителей других цивилизаций, в частности, на Востоке и Африканском континенте.
Вместе с тем, урегулирование конфликта в Южной Осетии в августе 2008 г. (программа Медведева-Саркози) показало, что взгляды западноевропейских и российских дипломатов на процесс управления международными конфликтами во многом если не совпадают, то, во всяком случае, не противоречат друг другу. Обе модели управления конфликтами в миротворческих операциях способны действовать совместно, с высокой эффективностью, занимая при этом каждая свою политическую нишу. Это означает, что Россия в своей миротворческой деятельности может учитывать и в полной мере использовать накопленный западноевропейскими странами опыт по управлению восприятием образа конфликта как различными его участниками, так и мировым сообществом в целом.
10. Финиковые революции. Волна «финиковых революций», прокатившихся по Ближнему Востоку и Северной Африке и охватившая государства, на протяжении десятилетий демонстрировавших стабильность политических режимов, в очередной раз показали эффективность современных технологий инициации и управления международными конфликтами. Все эти события не случайны и вызваны совсем не социальными факторами, сработавшими одновременно во всех странах, спонтанно и неожиданно для мирового сообщества. Схемы организации и проведения «революций» в Тунисе, Египте, Бахрейне, Ливии и Сирии в точности соответствуют технологиям «цветных революций»; на наличие у всех произошедших событий единого внешнего сценария указывает высокая степень организованности местных протестных движений («оппозиции», «народных масс», «революционеров») и обеспеченность их материальными и финансовыми ресурсами (которые невозможно перебросить в зону конфликта мгновенно), оружием и боеприпасами, высокая степень координации действия различных групп мятежников и синхронизация протестных выступлений по времени, предполагающая наличие у мятежников единого оперативного плана и центра управления. За событиями в Африке стоят вполне определенные силы, в том числе западные страны, имеющие Ближнем Востоке и в Африке свои стратегические интересы.
В своей политике как на Африканском континенте, так и на Ближнем Востоке и в других районах мира Запад, вопреки заявлениям по поводу защиты прав человека, демократизации тоталитарных режимов, борьбы с экстремизмом и терроризмом, сотрудничает с теми же местными и транснациональными кругами и силами, которые этот экстремизм и терроризм представляют. Это становится нормой в политике западных стран, когда они считают это выгодным для себя. Мораль, приемы и методы прежних колонизаторов сегодня возвращаются в международную политику и практику управления конфликтами, несмотря на существование ООН и других международных организаций.
Интерес США к Северной Африке во многом определяется стремлением перекрыть доступ растущей экономике своего ближайшего конкурента Китая к энергетическим ресурсам африканского континента. В этих целях Вашингтон использует технологии «цветных революций» для зачистки своих сторонников среди правящих режимов (в целях повышения их степени лояльности и политической зависимости от США) и технологии «управляемого хаоса» для разрушения традиционного уклада восточных обществ, способных замедлить темпы американской идеологической экспансии или даже блокировать инициативы США в регионе.
1.Карпович О.Г. Современные концепции управления международными конфликтами в миротворческих операциях России, США и Европейского Союза. / О.Г. Карпович. – М.: ИГ «Юрист», 2011. – 488 с.: ил. (24,7 п. л.).
2. Карпович О.Г. Современные концепции и технологии управления международными конфликтами. / О.Г. Карпович. М.: ИГ «Юрист», 2010. – 373 с.: ил. (18,5 п. л.).
3. Карпович О.Г. Технологии управления международными конфликтами в системе государственной информационной политики России. / О.Г. Карпович. - М.: ИГ «Юрист», 2007. – 433 с.: ил. (22,9 п. л.).
Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК России:
1. Карпович О.Г. Общеевропейская безопасность: утопия или реальная перспектива. / О.Г. Карпович. // Юрист. – 1997. - №12. – 0,4 п.л.
2. Карпович О.Г. Мирное урегулирование споров в рамках ОБСЕ. / О.Г. Карпович. // Юрист. – 1998. - №8. – 0,3 п.л.
3. Карпович О.Г. Сотрудничество и взаимодействие ОБСЕ с ООН, европейскими и трансатлантическими организациями по обеспечению безопасности в Европе. / О.Г. Карпович. // Юрист. – 1998. – №11-12. – 0,4 п.л.
4. Карпович О.Г. «Финиковые революции» на Ближнем Востоке и в Северной Африке: технологии «управляемого хаоса». / О.Г. Карпович. // Образование. Наука. Научные кадры. – 2011. - №4. – 0,3 п.л.
5. Карпович О.Г. Управление международными конфликтами во внешней политике России. / Карпович О.Г. // Мир и политика. - 2011. - № 10. – 0,5 п.л..
6. Карпович О.Г. Объекты внешнего управления: классификация и типология современных международных конфликтов. / О.Г. Карпович, А.В. Манойло. // Закон и право. – 2011. -№12. – 0,4 п.л.
7. Карпович О.Г. Конфликты цивилизаций и права человека. / О.Г. Карпович. // Юридический мир. – 2011. - №12. – 0,5 п.л.
8. Карпович О.Г. Миротворческие операции США и Европейского Союза и роль технологий управления международными конфликтами в поддержании мира. / О.Г. Карпович. // Национальная безопасность. - 2011. - №12. - 0,9 п.л.
9. Карпович О.Г. Технологии управления международными конфликтами в миротворческой деятельности и антитеррористических операциях США и НАТО. / О.Г. Карпович. // Политика и общество. - 2011. - №12. - 0,9 п.л.
10. Карпович О.Г. Культурно-цивилизационные отличия в концепциях, моделях и технологиях управления международными конфликтами на примере США и Европейского Союза. / Карпович О.Г. // Мир и политика. - 2011. - №10. - 0,75 п.л.
11. Карпович О.Г. Сравнительный анализ форматов моделей и технологий управления международными конфликтами США и ЕС и современных миротворческих операций. / О.Г. Карпович. // Национальная безопасность. - 2011. - №6. - 0,5 п.л.
12. Карпович О.Г. Современные подходы США и Европейского Союза к управлению международными конфликтами. / О.Г. Карпович. // Политика и общество. - 2012. - №1. - 0,7 п.л.
13. Карпович О.Г. Современные концепции и модели управления международными конфликтами в миротворческих операциях России, США и Европейского Союза. / О.Г. Карпович. // Вестник российской нации. - 2012. - №1. - 0,7 п.л.
14. Карпович О.Г. Кризис миротворчества и модели управления международными конфликтами России, США и Европейского Союза. / О.Г. Карпович. // Политика и общество. - 2012. - №3. - 0,9 п.л.
15. Карпович О.Г. Миротворческая деятельность США и англосаксонские технологии управления международными конфликтами. / О.Г. Карпович. // Национальная безопасность. - 2012. - №2. - 0,7 п.л.
16. Карпович О.Г. Сравнительный анализ концепций, моделей и технологий управления международными конфликтами России, США и Европейского Союза. / О.Г. Карпович. // Вестник российской нации. - 2012. - №2. - 0,5 п.л.
17. Карпович О.Г. Сущность и содержание современных концепций управления международными конфликтами в миротворческих операциях США и ЕС. / О.Г. Карпович. // Вестник российской нации. - 2012. - №3. - 0,75 п.л.
18. Карпович О.Г. Вопросы прав человека в национальной безопасности США. / О.Г. Карпович. // Международное публичное и частное право. – 2012. - №1. – 0,4 п.л.
19. Карпович О.Г. Глобализация: вызов человеческой безопасности. / О.Г. Карпович. // Вестник Читинского государственного университета. – 2012. - №1. – 0,3 п.л.
20. Карпович О.Г. Модели управления конфликтами. / О.Г. Карпович. // Вестник Московского университета МВД России. – 2012. - №1. – 0,4 п.л.
21. Карпович О.Г. Внешняя политика и комплексы американского общества. / О.Г. Карпович. // Образование. Наука. Научные кадры. – 2012. - №1. – 0,3 п.л.
22. Карпович О.Г. Актуальные вопросы национальной безопасности. / О.Г. Карпович. // Закон и право. – 2012. - №2. – 0,4 п.л.
23. Карпович О.Г. Конфликты цивилизаций и современные геополитические реалии. / О.Г. Карпович. // Закон и право. - 2012. - №3. – 0,2 п.л.
24. Карпович О.Г. Политика невоенного разрешения конфликтов. / О.Г. Карпович. // Закон и право. – 2012. - №4. – 0,4 п.л.
25. Карпович О.Г. Современные подходы США и Европейского Союза к управлению международными конфликтами. / О.Г. Карпович. // Право и безопасность. – 2012. - №1. – 0,7 п.л.