2. Институциональный дизайн государственной власти в современных федерациях предполагает двухуровневое строение, закрепленное конституционно. Федеральный и субнациональный уровни государственной власти образуют единую систему, их полномочия автономны и законодательно гарантированы. Органы государственной власти субъектов федерации имеют фиксированные полномочия и предметы ведения; они формируются путем выборов. Представительство интересов населения субъектов федерации обеспечено в общегосударственном парламенте. Важным аспектом институционального дизайна является наличие или отсутствие межрегиональных различий организации субнациональной власти. В одних государствах во всех субъектах федерации - единство организации субнациональной власти. Как правило, ее стандарт определен в конституции. В других странах ситуация на уровне региональной власти характеризуется асимметрией и субъекты федерации имеют различные формы ее организации. Симметричная форма институционального строения и объема полномочий субъектов федерации способствует политической централизации государства, асимметричная - децентрализации.
3. Общие черты взаимодействия органов государственной власти федерального и регионального уровней в современных федерациях состоят в взаимозависимости институтов центральной и субнациональной власти, системе сдержек и противовесов между уровнями власти (по аналогии с системой сдержек и противовесов между ветвями власти); в сотрудничестве уровней власти посредством институтов регионального участия в принятии властных стратегических решений и централизованного контроля. Атрибутивными параметрами баланса отношений «центр - регионы» являются: соотношение объемов полномочий (компетенции), определенное конституцией и федеральными законами или двусторонними договорами; потенциал и ограничения централизованного контроля на субнациональном уровне, а также регионального участия в общегосударственной политике.
Специфические черты национальных моделей взаимодействия уровней власти в федерациях мира определены по критерию строения субнациональной исполнительной власти. Выделены: модель выборного губернатора и парламентская модель. Первая из них (в США, Швейцарии, странах Латинской Америки) предполагает более сильную и персонифицированную власть, мандат доверия и высокий уровень легитимности, исходящей непосредственно от народа. Модель выборного губернатора характерна для президентских республик, является проекцией общегосударственной власти. Парламентская модель (в Бельгии, ФРГ) предполагает, что население субъекта федерации избирает только легислатуру. Легислатура формирует правительство региона и избирает подконтрольного главу правительства - руководителя исполнительной власти субъекта федерации.
4. Установлены два этапа институционализации органов власти субъектов РФ в постсоветский период: децентралистский договорной 1990-х гг. и рецентрализаторский 2000-х гг. Модель федерализма 1990-х гг. в РФ оценивается как институциональный гибрид. «Импорт» федерализма в советский период, усиленный при распаде СССР, привел к диффузии заимствований и российского строя, формальные демократические и неформальные авторитарные институты интегрировались. Под влиянием политической культуры и неформальных практик шла адаптация принципов федерализма к условиям институциональной среды. Заимствованные институты федерализма модифицировали систему государственной власти РФ. Это закреплено в повышенной защищенности федерализма в Конституции, разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти «по вертикали», принятии конституций (уставов) субъектов РФ, строении системы органов государственной власти на основе разделения властей. Постсоветская модель федерализма противоречива. Ее противоречия: между конституционным и договорным типом федерации, между симметрией и асимметрией статусов субъектов федерации, административным и этническим принципом состава, между федеральным контролем и полномочиями органов власти субъектов РФ. При слабости гражданского общества и демократии институциональный строй 1990-х гг. привел к чрезмерной децентрализации власти, к закреплению этнократических режимов в ряде республик.
5. Задачи реформы российского федерализма в 1999-2011 гг. - восстановление единства системы государственной власти, создание симметричной конституционной федерации. Цель реализуется по таким взаимосвязанным направлениям, как: повышение эффективности конституционного строя, приведение региональных норм в соответствие с Конституцией РФ и федеральным законодательством, повышение арбитражной и контрольной функций Конституционного Суда РФ, изменение порядка представительства субъектов федерации в Совете Федерации РФ, стандартизация компетенций и формирования органов субнациональной власти, применение федерального вмешательства, создание федеральных округов и изменение состава субъектов федерации.
Реализация реформ сопровождается конфликтами из-за согласования противоречивых групповых интересов. В нормативном измерении изжит пагубный сепаратизм и конфедерализм 1990-х гг. Но тактика компромиссов между федеральной и субнациональными элитами имеет пределы эффективности. Республики - субъекты Российской Федерации отличаются от других регионов смешанными (административными и этническими) основаниями институционализации органов власти, асимметрией политических ресурсов влияния. Политическая практика ведет к дисбалансу полномочий в пользу исполнительной власти, усиливает тенденцию монополизма принятия решений. Перспективы реформы федерализма связаны с обеспечением эффективного баланса административно-экономического и этнического принципов строения органов власти, с уменьшением межсубъектных диспропорций ресурсов влияния, с реализацией транспарентности власти.
6. Модель взаимодействия органов законодательной и исполнительной власти в субъектах Российской Федерации относится к президентскому типу разделения властей с ограниченно автономным статусом легислатуры. Данный тип определяется по совокупности индикаторов: статусы высшего должностного лица (губернатора); уровню контроля регионального собрания над администрацией; порядку формирования бюджета; порядку формирования и отставки администрации; кругу субъектов законодательной инициативы; праву вето на решения губернатора; степени партийного и идеологического плюрализма состава легислатуры.
Выявлено два основных этапа развития модели взаимодействия органов законодательной и исполнительной власти в субъектах РФ. Для 1992-1999 гг. характерно многообразие типов разделения властей и политического статуса органов власти в российских регионах. С осени 1999 г. по настоящее время президентский тип разделения властей с ограниченно автономным статусом легислатуры институционализируется в качестве доминирующего. Преобладает тенденция сотрудничества органов власти субъектов РФ.
7. Преобладающие факторы выбора статуса республики как субъекта федерации: тип экономической и социальной структуры в советский период («институционального наследия»), этнический и религиозный состав республики, политизация этноконфессионального фактора в форме радикальных общественных организаций, степень влияния дестабилизирующих трансграничных акторов. Статус и институциональные системы власти республик РФ достигли устойчивости к прямым выборам глав республик (1996-1997 гг.). Не выявлена положительная корреляция между статусом республики и авторитарным типом власти ее высшего должностного лица. К концу 1990-х гг. сложился устойчивый плюрализм типов разделения властей в республиках (с преобладанием президентского типа).
Переход к президентской форме правления в республиках РФ 2000-х гг. объясняется как рецентрализацией всей системы государственной власти Российской Федерации, так и распределением ресурсов власти на уровне территориальных сообществ. Данный тип разделения властей не является в формально-нормативном аспекте признаком силы либо слабости законодательных органов. Для выявления политического аспекта разделения властей введены дополнительные индикаторы: объем формальных полномочий ветвей власти и их неформального влияния.
8. Тенденции развития парламентаризма в республиках за постсоветский период проявляются в крайне низком до 2004 г. уровне представленности партий в региональных законодательных собраниях. 10 республик избирали фактически беспартийные парламенты. Выявлены значительные различия между уровнями партийности региональных парламентов. Республики склонны, в отличие от более урбанизированных областей и краев, к низкой, номенклатурной партийности либо к доминированию одной политической силы. После принятия федерального законодательства об обязательном внедрении смешанной системы (с июля 2003 г.) статус и политический состав парламентов серьезно изменились. Из региональных собраний ушли главы органов местного самоуправления, государственные и муниципальные служащие. Формирование не менее 50% депутатов по спискам всероссийских партий повысило интегрированность российского парламентаризма, заставило глав республик согласовывать решения с правящей партией. Повысился статус председателей законодательных органов. С 2005 г. легислатуры повысили свою роль в формировании корпуса высших должностных лиц. Партии, получившие большинство голосов на выборах, получили право рекомендовать кандидатуру в главы региона. Легислатуры становятся более структурированными и интегрированными в российскую политическую систему.
9. Определены этапы развития института высшего должностного лица (главы исполнительной власти) республик РФ. В ходе первого этапа (1991-1995 гг.) сложились исходные ресурсные базы власти и нормативные полномочия глав республик. Характерна асимметрия статусов президентов республик, избранных прямым всеобщим голосованием, в сравнении с главами администраций краев и областей, назначавшихся Президентом РФ. Полномочия и требования к кандидатам на должность президентов устанавливались в соответствии с конституциями республик и договорами о разграничении предметов ведения, а не по федеральным нормам. Президенты республик легитимировали власть в качестве глав государственных образований в составе РФ. В Чечне сложилась гиперпрезидентская модель разделения властей в рамках сепаратистского режима.
На втором этапе (1996-1999 гг.) политический статус президентов республик развивался инерционно, на основе доминирования исполнительной власти и прямых альтернативных выборов (за исключением республик с парламентской формой правления). Многие полномочия президентов и требования к кандидатам в президенты продолжали противоречить Конституции России и федеральным нормам.
Третий этап (с 2000 г. по настоящее время) характеризуется снижением и стандартизацией политического статуса высших должностных лиц республик в соответствии с федеральными нормами. Это направление реформ проявилось в восстановлении верховенства конституционного порядка в Чечне, отмене участия глав республик в Совете Федерации РФ, введении их косвенных выборов, выдвижении кандидатур глав республик от общероссийских партий, сужении автономных экономических ресурсов их влияния.
10. Направленность политических трансформаций исполнительной власти в республиках РФ за постсоветский период состоит в переходе от поликратического к монократическому типу, от плюрализма форм правления и политических режимов к их унификации. Во всех республиках высшее должностное лицо получило руководящие полномочия в системе исполнительной власти субъекта РФ. В аспекте политического статуса максимальный вес высшего должностного лица достигнут в тех республиках, где совмещены должности высшего должностного лица и председателя коллегиального органа исполнительной власти (правительства, администрации). Другая модель означает разделение институтов высшего должностного лица (политического лидера) и председателя коллегиального органа (руководителя оперативного управления и исполнителя политической стратегии). Разделение политической ответственности в рамках исполнительной власти оправданно в республиках с двумя и более влиятельными этническими элитами, где для легитимности власти соблюдается принцип этнического представительства.
11. Формирование политического статуса республик Северного Кавказа в постсоветский период развивалось с преобладанием силовой стратегии взаимодействий акторов, имитации и последующей традиционализации формально-демократичных институтов. Становлению демократических институтов препятствовал ряд структурных факторов: интересы этноэлит и многочисленные территориальные конфликты, социально-экономический кризис, этноклановость и влияние религиозных традиций. Политическая институционализация власти оказала противоречивое влияние на политический процесс. Система органов власти республик сформировалась под влиянием децентрализованного, этнического, договорного федерализма. Асимметричная и договорная модель федерации в 1990-х гг. поощряла этнополитическую мобилизацию, вызывая популярность суверенитета и этнопреференциального строения органов власти. Региональная правящая элита в 1990-х гг. автономно определяла порядок формирования органов власти, нормы и процедуры политического представительства.
За 2000-е гг. в итоге выбора политическими акторами компромиссных стратегий и перевода в латентное состояние насильственных конфликтов (чеченского и осетино-ингушского) в республиках Северного Кавказа сложилось институциональное равновесие. Курс рецентрализации власти позволил восстановить её структурное и нормативное единство, преодолевать сепаратизм и этнократию. В ходе реформ произошло смещение позиций органов власти республик Северного Кавказа в сторону лояльности центру. Реформы 2000-х гг., направленные на восстановление единства институтов власти, в нормативном аспекте успешны. Преобладают компромиссные стратегии согласования интересов органов власти республик и федеральных органов власти. Курс рецентрализации позволил восстановить структурное и нормативное единство уровней власти, отчасти преодолеть сепаратизм и этнократию. Но демократизация политического порядка сдерживается сложившимися в республиках Северного Кавказа практиками: распределением власти между сегментированными элитами (корпоративным бизнесом, административной и этническими элитами), этнорелигиозным радикализмом.
12. Институциональное развитие законодательных органов власти в республиках Северного Кавказа совершалось по линии их соподчинения исполнительной власти и, в т.ч., президентству. Вариантами данного вектора стали насильственное «насаждение» (в Чечне 1991-1999 гг.) или неформальные практики «административного торга» (в остальных республиках). Постепенно институционализировались неформальные нормы: избрание депутатами директоров крупных предприятий и руководителей муниципального звена, ротация парламентских и административных элит, незначительное представительство партий и движений, клиентелизм, этнические квоты. Слабая законодательная власть выгодна административным элитам, так как способствовала укреплению их позиций.
В 2000-х гг. органы федеральной власти стремятся изменить сложившуюся на Северном Кавказе институциональную систему. Установлены новые правила выборов и деятельности законодательных собраний. Но введенное с 2003 г. распределение депутатских мандатов среди партий и их блоков (с 2005 г. - только партий) носит формальный характер и не может быстро отменить традиционные практики распределения власти. В электоральных процессах республик по-прежнему используется административный ресурс. Но партийные организации часто структурируются по этноклановому принципу, большинство депутатских мандатов по-прежнему распределяется между представителями крупного бизнеса и административной элиты. Институциональные инновации сдерживаются политическими практиками: распределением мест в парламентах между бизнесом и административной элитой и сохранением этнического квотирования.
13. Общие закономерности институционализации президентства в республиках Северного Кавказа в 1990-е гг.: нормативное закрепление за республиканской властью претензий на суверенитет; сохранение власти представителей номенклатуры; всенародные выборы президента позволили административным элитам республик повысить статус, но ограничил действия других политических акторов. Но «импорт» связан с существенными издержками: необходимостью самостоятельно решать социально-экономические проблемы, сдерживать натиск оппозиции, соблюдать нормативные сроки пребывания на руководящих постах.
Новые институциональные ограничения, установленные федеральной властью в 1999-2004 гг., доказали несостоятельность повышенного статуса президентства в республиках в силу дотационного характера экономики регионов. Во время выборов 2002-2004 гг. возросло влияние центра на избрание президентов республик Северного Кавказа. На смену представителям номенклатуры начали приходить предприниматели, федеральные госслужащие и сотрудники правоохранительных органов, важным условием победы на выборах стала поддержка кандидата со стороны центра.
В итоге реформ 2000-х гг. в северокавказских республиках роль федерального центра в организации исполнительной власти усилилась, статус глав республик значительно снижен. Отмена прямых выборов высших должностных лиц субъектов РФ позволила федеральной власти непосредственно влиять на наделение полномочиями глав республик. Статус президентов республик значительно снижен. Президенты республик из самостоятельных лидеров превратились в проводников курса российской власти, соподчиненных Президенту России и полномочному представителю Президента РФ в федеральном округе. Сменившие лидеров «назначенцы» не имеют достаточных ресурсов для возврата договорной децентрализованной модели отношений с федерацией. Косвенное избрание высших должностных лиц республик стало инструментом в борьбе с клиентелизмом и коррупцией.
За 2005-2011 гг. произошла смена всех глав республик Северного Кавказа в соответствии с принятой в декабре 2004 г. процедурой косвенных выборов, но только в двух случаях - в Адыгее и Карачаево-Черкесии назначение новых руководителей было очередным. В остальных случаях отставка прежних глав республик была досрочной и инициированной из центра. Наибольшая нестабильность президентства отмечена в Дагестане и Карачаево-Черкесии. Это связано с острой конкуренцией этноклановых группировок и примерным равенством их ресурсного потенциала. Причины - депрессивное состояние экономики и социальной сферы, этнорелигиозный радикализм и терроризм, слабость общероссийской гражданской идентичности в республиках Северного Кавказа. Политическая институционализация исполнительной власти на Северном Кавказе, в отличие от федерации в целом, имеет радикально-конфликтогенный вид, а деятельность органов власти обретает антикризисный, а не модернизационный характер.
1. Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация органов государственной власти субъектов Российской Федерации. Армавир: Изд-во Армавирской гос. пед. академии, 2010. 196 с. (12,1 п.л.).
2. Кокорхоева Д.С. Тенденции политической институционализации системы органов власти республик Российской Федерации в условиях постсоветских реформ. Назрань: Пилигрим, 2011. 303 с. (19,0 п.л.).
3. Кокорхоева Д.С. События октября – ноября 1992 года (К истории развития государственности Ингушетии). Назрань: Пилигрим, 2006. 96 с. (6,0 п.л.).
Статьи в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ для публикации результатов докторских диссертаций
4. Кокорхоева Д.С. Современные исследования институтов политической власти (сравнительный анализ теорий) // Научные ведомости Белгородского гос. ун-та. Серия «История. Политология. Экономика. Информатика». 2010. Вып. 14. №7 (78). С. 208-217 (0,5 п.л.).
5. Кокорхоева Д.С. Система органов государственной власти субъектов Российской Федерации: проблема политической институционализации // Социально-гуманитарные знания. М., 2010. №7. С.32-40 (0,5 п.л.).
6. Кокорхоева Д.С. О некоторых аспектах решений Второго съезда ингушского народа // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия Обществ. науки. Ростов-н/Д, 2009. №1. С. 123-126 (0,5 п.л.).
7. Кокорхоева Д.С. Решения Второго и Третьего съездов ингушского народа // Юрист-правовед. Ростов-н/Д, 2009. №6 (37). С. 105-108 (0,4 п.л.).
8. Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация органов законодательной власти в российских регионах: сравнительный анализ // Каспийский регион: политика, экономика, культура. Астрахань, 2010. №3 (24). С. 21-28 (0,5 п.л.).
9. Кокорхоева Д.С. Институциональная трансформация органов власти республик Северного Кавказа в 2000-х гг. // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2011. №2. С. 113-123 (0,75 п.л.).
10. Кокорхоева Д.С. Институт высшего должностного лица республик в составе Российской Федерации: проблемы политического реформирования // Вестник Адыгейского гос. ун-та. Серия «Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология». Майкоп, 2011. №2 (80). С.265-272 (0,5 п.л.).
11. Кокорхоева Д.С. Модель федерализма в России 1990-х гг.: институциональный аспект // Известия Саратовского ун-та. Новая серия. Социология. Политология. 2011. Вып. 1. С. 80-87 (0,5 п.л.).
12. Кокорхоева Д.С. Конституционные суды республик в составе Российской Федерации как политический институт центр – региональных отношений // Теория и практика общественного развития. Краснодар, 2011. №4. С. 192-196 (0,4 п.л.).
13. Кокорхоева Д.С. Институциональное развитие политической власти в Республике Татарстан // Вестник Волгоградского гос. ун-та.Сер. 4.История. Регионоведение.Международные отношения.2011.№2(20).С.184-187(0,4 п.л.).
14. Кокорхоева Д.С. Институт президента в республиках Северного Кавказа: проблемы политического реформирования // Вестник Сочинского гос. ун-та курортного дела и туризма. 2011. №4. С. 297-303 (0,9 п.л.).
15. Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация органов законодательной власти республик Северного Кавказа в 2000-х гг. // Социально-гуманитарные знания. М., 2011. №10. С. 34-45 (1,0 п.л.).
16. Кокорхоева Д.С. Реформа политико-территориального устройства России 2000-х гг. // Каспийский регион: политика, экономика, культура. Астрахань, 2011. №4 (29). С. 96-104 (0,8 п.л.).
17. Кокорхоева Д.С. Неформальные политические институты взаимодействия органов власти в субъектах Российской Федерации // Теория и практика общественного развития. Краснодар, 2011. №7. С. 203-207 (0,4 п.л.).
Другие публикации
18. Кокорхоева Д.С. О некоторых проблемах депортации и реабилитации ингушского народа // Репрессированные народы: история и современность. Тезисы докл. и сообщ. Росс. науч.-практ. конф. (28-29 мая 1992 г.). Элиста: Изд-во Калмыцк. гос. ун-та, 1992. С. 33-34 (0,2 п.л.).
19. Кокорхоева Д.С. Проблемы становления и развития государственности ингушского народа // Мир на Кавказе через языки, образование, культуру: Тез. докл. Второго Междунар. конгресса (15-20 сент. 1998 г.). Пятигорск: Изд-во Пятигорск. гос. лингв. ун-та, 1998. С. 41-43 (0,2 п.л.).
20. Кокорхоева Д.С. Становление национальной государственности ингушского народа // Образование и развитие многонационального государства в России: сущность, формы и значение. Материалы Росс. науч. конф. (25-26 окт. 2002 г.). Элиста: Изд-во Калмыцк. гос. ун-та, 2002. С. 132-135 (0,4 п.л.).
21. Кокорхоева Д.С. Национально-государственное устройство // Жизнь национальностей. М., 2003. №1-2. С. 29-31 (0,4 п.л.).
22. Кокорхоева Д.С. К вопросу о восстановлении национальной государственности ингушского народа // Восстановление национальной государственности репрессированных народов России и перспективы их развития на современном этапе: Материалы Росс. науч.-практ. конф. (12-13 янв. 2007 г.). Элиста: Изд-во Калмыцк. гос. ун-та, 2006. С. 182-185 (1,0 п.л.).
23. Кокорхоева Д.С. Закон РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» и его реализация на примере ингушского народа // Сборник науч. статей Ин-та социальн. исслед. Назрань: Изд-во Ингушск. гос. ун-та, 2008. С. 64-80 (1,0 п.л.).
24. Кокорхоева Д.С. Искусственные преграды на пути реализации закона «О реабилитации репрессированных народов» // Проблемы реабилитации репрессированных народов в современной России: Сб. статей. Назрань: Изд-во Ингушск. гос. ун-та, 2009. С. 54-60 (0,4 п.л.).
25. Кокорхоева Д.С. Государство и общество в системе политических отношений (на примере политики России на Кавказе) // Актуальные проблемы истории Кавказа: Материалы междунар. конф. 14-15 апр. 2010 г. Махачкала: Изд-во Дагестанск. гос. ун-та, 2010. С. 242-244 (0,4 п.л.).
26. Кокорхоева Д.С. Сравнительный анализ теорий институтов политической власти // Политические институты и процессы: теория и практика. Материалы Второй Всеросс. науч.-практ. конф. 23 апр. 2010 г. Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 2010. С. 379-393 (0,6 п.л.).
27. Кокорхоева Д.С. Республики Российской Федерации: специфика политико-институционального статуса // Кавказ – наш общий дом: Сб. тезисов и докл. Второй Междунар. науч.-практ. конф. 23-24 сент. 2010 г. Ростов-н/Д: Изд-во «Социально-гуманитар. знания», 2010. С. 163-165 (0,2 п.л.).
28. Кокорхоева Д.С. Проблемы политической институционализации системы органов государственной власти субъектов РФ // Региональные политические исследования. Армавир, 2010. №3 (3). С. 160-165 (0,4 п.л.).
29. Кокорхоева Д.С. Реформы федерализма в России 2000-х гг.: направления, тенденции и перспективы. Сб. науч. трудов. Магас: Изд-во Ингушск. гос. ун-та, 2010. Вып. 8. С. 167-180 (0,9 п.л.).
30. Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация органов власти республик РФ (на материалах Адыгеи) // Государство и общество: проблемы взаимодействия: Материалы II междунар. науч.-практ. конф. 14 янв. 2011 г. Киров: Изд-во Вятск. гос. гуманитар. ун-та, 2011. С. 112-116 (0,3 п.л.).
31. Кокорхоева Д.С. Институционализация органов государственной власти как фактор политического процесса в Республике Адыгея // Общество: политика, экономика, право. Краснодар, 2011. №2. С. 13-17 (0,5 п.л.).
32. Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация системы власти в республиках Российской Федерации в 1990-е гг. // Актуальные вопросы социально-гуманитарных наук: Межвуз. научн. сборник. Воронеж: Научная книга, 2011. Вып. 9. С. 204-207 (0,3 п.л.).
33. Кокорхоева Д.С. Реструктуризация института президентства в республиках Северного Кавказа в условиях постсоветских политических реформ // Инновационность и многоуровневый менеджмент в современном российском обществе: Матер. Всерос. науч.-практ. конф. 1 марта 2011 г. Волгоград; М.: ООО «Планета», 2011. С. 27–31. (0,25 п.л.).
34. Кокорхоева Д.С. Институциональная реформа исполнительной власти в республиках России (2000-е гг.) // Современные общественно-политические системы в условиях модернизации: состояние и перспективы развития. Сборник статей по материалам Всерос. науч. конф. (10-11 марта 2011 г.). Орел: Изд-во Орловск. гос. ун-та, 2011. С. 110-115 (0,25 п.л.).
35. Кокорхоева Д.С. Проблемы политического статуса республик России в контексте типологии федераций // Современные проблемы общественно-гуманитарных наук (теории и практика): Научн. труды III Всеросс. науч.-практ. конф. (25-26 марта 2011 г.). Махачкала: Изд-во Ин-та (филиала) Моск. гос. открыт. ун-та в г. Махачкале, 2011. С. 35-40 (0,3 п.л.).
36. Кокорхоева Д.С. Тенденции развития законодательной власти республик Российской Федерации в постсоветский период (на материалах Башкортостана) // Социогуманитарные науки в трансформирующемся обществе: человек и общество в пространстве инноваций: Сборник статей и тезисов докл. IX Всерос. науч. конф. (19 мая 2011 г.). Липецк; Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2011. С. 77-79 (0,2 п.л.).
37. Кокорхоева Д.С. Политический аспект институционализации системы власти в республиках Российской Федерации // Актуальные вопросы философии, истории и политологии: Материалы междунар. заоч. науч.-практ. конф. (10 марта 2011 г.). Новосибирск: Энске, 2011. Ч. 2. С. 99-105 (0,3 п.л.).
38. Кокорхоева Д.С. Институционализация представительства этнических организаций в органах власти республик России (на примере финно-угорских регионов) // Исследование социально-экономических и политических институтов и процессов: материалы IV всерос. заоч. науч. конф. (18 марта 2011 г.). Киров: Изд-во Вятск. гос. гуманитар. ун-та, 2011. С. 33-36 (0,25 п.л.).
39. Кокорхоева Д.С. Политический режим Республики Башкортостан в условиях рецентрализации власти: тенденции институционального развития // Экономика, экология и общество России в XXI столетии: Сборник научн. трудов 13-й Междунар. науч.-практ. конф. (17-18 мая 2011 г.). СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. политехн. ун-та, 2011. С. 13-14 (0,2 п.л.).
40. Кокорхоева Д.С. Ингушетия в контексте проблем становления и развития государственности: национальный и региональный уровни // Lingua - universum. Назрань: Изд-во Ингушск. гос. ун-та, 2011. №1. С.17-28 (1,0 п.л.).
41. Кокорхоева Д.С. Институциональное развитие органов власти республик Северного Кавказа в контексте реформ федерализма 2000-х гг. // Гуманитарные и социально-политические проблемы модернизации Кавказа: Сборник научн. трудов Междунар. научн. конф. (9-12 июня 2011 г.). Назрань: Изд-во Ингушск. гос. ун-та, 2011. С.90-106 (0,75 п.л.).
42. Кокорхоева Д.С. Реформы институтов власти в республиках Северного Кавказа как направление национально-государственного строительства (2000-е гг.) // Народы Кавказа в пространстве российской цивилизации: исторический опыт и современные проблемы. Материалы Всерос. научн. конф.13-15 сент. 2011 г. Ростов н/Д: Изд-во Южн. научн. центра РАН, 2011. С. 154-157 (0,3 п.л.).
43. Кокорхоева Д.С. Политическая институционализация органов государственной власти республик в составе Российской Федерации // Право и его реализация в ХХI веке. Материалы Междунар. научн.-практ. конф. 22-23 сент. 2011 г. Саратов: Изд-во Саратовск. гос. акад. права, 2011.
44. Кокорхоева Д.С. Институциональная реформа исполнительной власти в республиках России в контексте обеспечения национальной безопасности // Актуальные проблемы национальной безопасности: российский и зарубежный опыт. Материалы междунар. научн.-практ. конф. 6 окт. 2011 г. Майкоп: Изд-во Адыг. гос. ун-та, 2011. С. 23-29 (0,4 п.л.).
45. Кокорхоева Д.С. Институционализация этничности как фактор политического развития федерализма в России // Инновационное развитие современных социально-экономических систем: Всерос. науч.-практ. конф. Волгоград; М.: ООО «Планета», 2011. С. 117–123. (0,25 п.л.).