2. Автор диссертации установил четыре основных этапа в изучении семантики традиционного костюма мордвы. Начальный (дореволюционный) период датируется концом ХIХ - началом ХХ вв., когда были предприняты первые попытки осмысления феномена костюма мордвы в качестве многовариативной характеристики народа и заложены основы историко-этнографического и искусствоведческого анализа элементов одежды. Впервые обращено внимание на визуальный образ женского костюма, форму головного убора, манеру ношения рубахи, орнамент как декор. Во второй период (20-30-е гг. ХХ в.) костюм исследовался в историческом аспекте и отчасти в функциональном: затрагивались вопросы его использования в обычаях и обрядах. Третий период, охватывающий 50-70-е гг. ХХ в., отмечен фундаментальными исследованиями, в которых мордовский костюм подвергнут историко-этнографическому, искусствоведческому анализу. Было признано, что смысл формы предмета одежды, его декора определялся традицией, формируемой субэтническим сознанием; использование костюма было связано с выполняемыми им магическими, охранительными, эстетическими функциями. С 90-х гг. ХХ в. начинается четвертый период в исследовании мордовского костюма, когда явно наметился переход к анализу семантики выразительных средств костюма, представленных визуальными языками формы головного убора, съемных украшений, орнамента вышивки; стала разрабатываться методология анализа костюма как сложной знаковой системы.
3. Народный костюм - результат коллективной творческой деятельности многих предшествующих поколений этноса, воплощение «культурной памяти» далеких предков; его формирование происходило одновременно с этногенезом. Древнейшая одежда предков мордвы изготавливалась из шкур животных, впоследствии - тканей, скрепляемых вокруг тела человека поясом, формирующим костюм. По технике изготовления [с помощью дощечек шевнят (м.), досканят (э.)] пояс каркс (м., э.) у мордвы был сходен с поясами других народов Восточной Европы (русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, удмуртов, чувашей, казанских татар). Древний костюм был разнообразным по своему назначению, благодаря использованию кожи, меха, растительного материала и освоению человеком разнообразных способов изготовления (скалывание, плетение, вязание, обертывание ног). В середине I тыс. н. э. костюм эрзи и мокши в основных деталях был сформирован, бытовали все составляющие комплекса: нательная рубаха, поясная одежда, верхняя одежда, разнообразные головные уборы (венки, завязки, колпаки, закрывающие шею от комаров), обувь (кожаная, плетенная из лыка, онучи), украшения (подвески, амулеты, застежки), пояса.
4. Специфика восприятия картины мира мордвой, определяемая бинарной структурой этноса, отражена в формировании двух принципиально различающихся костюмных комплексов, сохранившихся в середине ХIХ - начале ХХ вв. в женском костюме. Смысловое содержание мировоззрения субэтнических, социальных групп мордовского общества зафиксировано в своеобразии базисных элементов костюма мордвы мокши и эрзи, особенностях возрастных вариантов комплекса костюма маленькой девочки, девушки на выданье, замужней женщины, пожилой женщины.
5. Разнообразие натуральных (кожа, мех, шерсть, дерево, кора, лыко, растительные волокна, перо, конский волос, растительные красители) и искусственных (металлические сплавы, стекло) материалов, которые использовались мордовскими женщинами для изготовления костюма, их качественные характеристики (прочность, твердость, выразительность фактуры, теплозащитные свойства, постоянство формы, практичность и др.) эксплицируют соответствие чувственно осязаемым, эстетическим признакам деятельности крестьянина, его возрасту и социальному, имущественному положению, предназначению - для праздников, будней или работы. Ограничивая личное, интимное пространство человека, материал одежды скрывал от всех истинные параметры индивида, т. е. нечто внутреннее, природное. С другой стороны, этот же материал костюма искусственно формировал новые объемы и формы тела. Образно-эмоциональная, осязательно-ощущаемая семантика холста беззвучно транслировала смысловые границы природного / культурного в этнической картине мира. Категоричность, строгость его технологического языка-кода отражали стремление человека к совершенствованию, упорядочиванию, расширению освоенного мира культуры.
6. Крой - один из основных показателей сходства / различия предметов материальной культуры у разных народов. К глубокой древности относится возникновение туникообразного покроя рубахи, являвшегося материализованным воплощением своеобразия древнейших культур, участвовавших в этногенезе мордовского народа. Рубашки эрзянского типа связаны по происхождению с населением земледельческого культурно-хозяйственного типа, а рубашки мокшанского типа - с носителями древних традиций степной кочевой культуры. Рубахи панар (э.) эрзянского населения Симбирской и Пензенской губерний характеризовались едиными принципами оформления ворота, рукавов, подола: два полотнища холста, перегнутые поперек и сшитые между собой, составляли стан рубахи с четырьмя швами, шедшими по середине груди и спины, а два - по бокам. Вдоль переднего шва рубахи холст подгибался внутрь на 5-7 см. с обеих сторон от шва, отчего задняя часть получалась несколько шире, чем передняя. Впереди сверху оставляли незашитым расстояние (примерно в 30 см.), подгибая к плечам на глубину 5-6 см. таким образом, что образовывался конусообразный вырез. На подоле рубахи спереди оставляли незашитым расстояние 15-20 см., что также имело прагматическое обоснование: длинная и узкая одежда была бы неудобной при ходьбе и во время физических работ. Рукава эрзянской рубашки шили прямыми, без клиньев; длина их равнялась ширине холста (достигала 29-32 см.). Они были сравнительно короткими - до локтя или чуть ниже, что было удобно во время постоянной физической работы как дома, так и в поле. Прямой рукав без проймы пришивался к краю холста в области плеча, и лишь по нижней границе соединения его со станом вшивали квадратные ластовицы кавалалкс пацят (э.) для облегчения движений руки. Крой эрзянской рубахи был знаком, передающим семантику трудовой деятельности, ее своеобразие: носитель одежды занимался земледелием. Передаваемые из поколения в поколение особенности кроя были направлены на то, чтобы не сковывать движения человека, не мешать ему во время физической работы.
Принципы кроя мокшанской рубахи из 4-х полотнищ с расположением цельного полотнища посредине груди и спины были характерны для марийских, чувашских, удмуртских рубах, а также для одежды многих южнорусских районов Тульской, Рязанской, Пензенской, Орловской, Тамбовской и Воронежской губерний. Этот крой можно считать материализованным знаком культурной общности различных народов Среднего Поволжья - финно-угорских, тюркских и славянских, позволяющим глубже осмыслить вопросы, связанные с историей формирования и развития народов, проследить их культурно-бытовые связи и характер взаимодействия в прошлом.
Оформление ворота сиве (м., э.) рубахи в мокшанских селах имело несколько вариантов. В Спасском уезде Тамбовской губернии бытовал прямоугольный глубокий вырез рубахи, украшенный с двух сторон неширокой вышивкой. В мокшанских селениях северо-восточной части Темниковского уезда Тамбовской губернии женщины шили рубахи с треугольным воротом, в Инсарском уезде Пензенской губернии наряду с вышеназванным вариантом бытовали рубахи с круглым вырезом ворота, разрезанным посередине спереди и обшитым узкой полоской кумача. Крой и размер рукава мокшанских рубах также имели отличия в различных селениях, расположенных ныне на территории РМ. В юго-западных районах проживания мордвы-мокши (Спасский уезд Тамбовской губернии) прямой и непременно длинный рукав расширялся к пройме за счет клина, а также квадратной ластовицы. Мокшанская рубашка имела большое количество локальных вариантов, которые различались кроем ворота, рукава, оформлением подола. В начале ХХ в. мокшанки многие виды традиционной одежды стали делать с круглым вырезом горловины, с неглубокой выкройной проймой и разрезным плечом. Кроме того, в женском традиционном костюме наибольшее распространение получило отрезное по линии груди платье, украшавшееся оборками на подоле и на рукавах. Эрзянская традиционная рубаха до начала ХХ в. оставалась неизменной, сохраняя единую основу. В первой половине ХХ в. новый крой проникал в эрзянские села в виде совершенно новых элементов одежды: сарафана, а затем парочки - юбки с блузкой.
В крое головного убора содержалась информация как о социальной структуре этноса, так и об этапах развития структуры данного элемента костюма, который транслировал семантику пола, возраста, имущественного, семейного положения человека. Существенные различия кроя поясной одежды мордовских женщин (эрзянок и мокшанок) принципиально разграничивали два комплекса костюма, причем не только по формальным, визуально воспринимаемым признакам. Здесь наиболее важным является понимание самоощущения женщины-мокшанки, не сдерживаемой одеждой во время ее движений и каких-либо действий, более свободной и независимой манеры поведения в обществе, включая способности девушки в эмоциональном порыве вскочить на коня.
Крой верхней одежды (жилеты, курточки, платья из фабричной ткани, фартуки с рукавами) мгновенно реагировал на изменения в окружающем мире, отношение человека к происходящим событиям, представлял семантику движения этноса к новым формам жизни, был знаком принятия их социально-культурного смысла, готовности к смене содержания - переменам.
7. Орнаментальный язык традиционного мордовского костюма середины ХIХ - начала ХХ вв., как результат преобразовательной деятельности человека, объединял понятия деятельность - знак - пространство культуры. Орнамент - это маркер этнокультуры, а также традиции семантизации картины мира, поскольку в нем синтезировано биологическое и социально-психологическое воспроизводство природы человека; совмещено сознательное и бессознательное самовыражение; отражены древнейшие визуальные послания, которые характеризуют глубокие корни этнокультуры, восходящие к истокам знаковой системы человечества. Композиция древнейшего геометрического узора мордовской одежды с упорядоченным сочетанием элементарных знаков I типа (линия, треугольник, циркульный рисунок) и однообразием мотивов воздействовала на зрителя экспрессией гармонии, создаваемой повторением базового символа. В идеологическом плане данный орнамент выражал коллективное (консервативное) сознание носителей древней культуры, приоритет в ней порядка, дисциплины, ценность традиции. Единство технологического приема его создания, монотонность расцветки создавали определенный контекст картины мира с единым содержанием, словно хоровое исполнение мордовской песни. Их сближают простота, незамысловатость образного языка искусства. Скупыми, однообразными средствами они способны были мощно воздействовать на эмоции зрителя, вызывая сильные ответные реакции.
Орнамент мордовской вышивки II типа, выполняемый в счетной технике росписи, набора требовал от мастерицы высокого профессионализма, четкого соблюдения канона, недопустимости отклонения в технологии вышивания ни на одну нить. Жесткость требований этнокультуры отражалась в ограничении цветовой гаммы: такие вышивки были монохромны, лишь иногда наблюдалось чередование черного и красного, но за границей цельного мотива. В орнаментальном контексте картины мира восприятие знака, расположенного по краю изделия (на подоле, по вороту) или по швам рубахи, сигнализировало актуализацию человеком оппозиции свой / чужой, понимаемой как - добро / зло, верх / низ, небо / земля, земля / подземное царство, внутренний / внешний, жизнь / смерть, социальных категорий мужское / женское, старший / младший. Ценно то, что в узоре впервые проявилось «пространство мира», визуализированное белым фоном холста. Орнамент, создаваемый с предельным напряжением зрения, точностью движения иглы, сосредоточенностью на безошибочном выполнении мотива, выработкой усидчивости, отражал высокие требования (вплоть до самоотречения), предъявляемые культурой к человеку, и прежде всего, к замужней женщине. С другой стороны, вертикальное расположение орнамента создавало ощущение стержня, опоры, надежности. Символика орнаментальной вертикали предполагала наличие в народных представлениях моральных категорий чистого, возвышенного, требующих от человека определенных ограничений, соблюдения запрета богов, выполнения всех предусмотренных правил с целью рождения нового, а следовательно, бесконечного развития.
Орнамент III типа был более разнообразен; он включал квадраты, вписанные во внешний квадрат (решетчатые ромбы), различного рода роговидные мотивы и S-видные спирали, выполненные с использованием новых технологических приемов плотной вышивки, являвшейся вариантом счетной глади. В нем нет изображения плоскости (как в орнаменте I типа), нет изображения индивидуального пути (как в орнаменте II типа). Мастер, используя разнонаправленность движения нити, словно стремится технологически добиться мерцания, блеска ткани, игрой светотени, динамикой мотивов (рогообразных, спиралевидных парных овалов, выполняемых вне соответствия фактуре холста), композиции выразить свободу в освоении пространства. Орнамент III типа заполнял на одежде новую смысловую зону: он транслировал семантику разграничения социальных групп населения по полу, возрасту, а точнее - по репродуктивной деятельности. Прежде всего, здесь надо отметить роль орнамента в выделении разреза (например, у мокши - урмаць, урмаць лангакс, урмаць пацянят, урмаць пря) и незашитых полотнищ (у эрзи - эльзире пря) передней части подола женской рубахи. Кроме того, орнамент информировал о половозрастных особенностях мокшанских девушек и женщин яркими звездами узоров на подоле, плечах, спине. Семантический компонент орнаментального языка определялся содержанием передаваемой информации.
Орнамент IV типа, будучи результатом развития языковой деятельности орнамента предыдущего типа, повторяет его мотивы с включением зеркальной симметрии. Комбинации углов, треугольников, зигзага, многоступенчатых (чаще всего - восьмиконечных) розеток получили распространение, вероятно, в эпоху раннего средневековья благодаря технологическим процессам тканья и вышивки. Распространенный в основном в мокшанской художественной культуре, орнамент символизировал преимущество коллективного начала, жизни и деятельности в обществе, отражал традиционное сознание носителей орнаментального языка. Окружающие по количеству розеток тяштенят (м.) на свадебном покрывале невесты определяли количество ее подруг, соотносили выполнение узора с их личными качествами, отношением к невесте. Орнамент вышивки предплечья рубахи супрят (э.) включал древнейший магический знак - земледельческий символ вспаханного поля: ромб, разделенный на четыре части. Условность и обобщенность изображаемого смысла соответствовали представлениям народа о мире, традиции образно-символических действий, обнаруживаемых в творческой деятельности - танце, песне, трудовых свершениях. Визуальный знак был способен выполнять разнообразные функции, определяемые спецификой декорируемой вещи, ее принадлежностью мужчине или женщине; сообщал социально-дифференцирующую, половозрастную информацию о носителе, его этнической принадлежности, репродуктивной способности. Кроме того, орнаменту были присущи и эстетическая, магическая функции. Языковая презентация орнамента имела прагматический смысл: она оказывала сознательное воздействие на зрителя (завораживающее, предупреждающее, утверждающее, приказывающее).
8. В традиционной мордовской культуре середины ХIХ в. существовало представление о разнообразии цветовой палитры картины мира. Выбор сочетаний цвета в костюме был обусловлен рядом факторов, а именно: доступностью красителей, натуральным цветом материалов, наиболее распространенным цветом кожи, глаз, волос носителей костюма, а также сформировавшимися представлениями о красоте, предпочтении стихии, необходимой экспрессивности воздействия образа. Вплоть до начала ХХ в. мордовские женщины одежду шили в основном из отбеленного конопляного холста акша котф (м.), ашо коцт (э.). Соответствие идеалу достигалось путем отбеливания, несмотря на значительную трудоемкость, сложность, повторяемость указанного процесса. Белый цвет, осмысливаемый в качестве несомненной ценности (зрелость, полезность, изобилие, благо, добро, жизнь) являлся знаком очень высоких моральных требований этнокультуры (чистота, святость, сдержанность, невинность), транслировал семантику красоты в передаваемой картине мира.
Красный цвет якстерь (м.), якстере (э.), будучи одним из самых распространенных и любимых у мордвы, обладал множеством символических смыслов, обозначая любовь, красоту, силу, смелость, эмоциональность, здоровье, тепло, победу, весьма актуальные для продолжения жизни. В семантике цвета прослеживалась связь с духовным миром человека, его чувствами.
Восприятие черного цвета равжа (м.), раужо (э.) было негативным либо нейтральным. Зеленый цвет пиже, сянгяря (м.), пиже (э.) был тесно связан с окружающим миром природы, поэтому воплощал семантику молодости, незрелости объекта, словно зеленый лист, меняющийся в зрелом состоянии на желтый, оранжевый, красный. По ассоциации с качествами соответствующих предметов желтый цвет тюжя (м.), тюжа, ожо (э.) содержал семантику зрелости, полезности, ценности. Кроме того, определенным сочетанием цветов, степенью их интенсивности цвет мордовского костюма второй половины ХIХ в. информировал о поле, возрасте, субэтнической принадлежности носителя. Яркость праздничного костюма привлекала внимание к мордовской девушке, молодой женщине, что способствовало формированию зрелой, уверенной, жизнелюбивой, сильной личности. Субэтническое своеобразие колорита несло семантику мощного потенциала этнокультуры, гарантирующего ее устойчивость, дальнейшее развитие.
9. Манера ношения формировала визуальный образ носителя костюма, тесно связанный с его эстетическими представлениями, социальной и духовной жизнью народа, обычаями, этапами развития культуры, отражая своеобразие восприятия картины мира мокшанским и эрзянским субэтносом. Внешний облик мокшанской женщины, формируемый коротко (выше колен) носимой рубахой с большим напуском над поясом - знак не только этно-культурной специфики родо-племенных группировок, вошедших в первой половине I тыс. н. э. в состав отдельных племен мокшанского субэтноса, но и уверенной, активной позиции женщины в общественной жизни, способствующей расширению обозреваемых ею просторов, углублению визуализации картины мира. Образы мордовских богинь подтверждают возможность главенства женщины, ассоциированного с ее духовной и нравственной силой.
Нарочитое создание телесного - динамичный выразительный прием, в котором проявлялась мощность естественного духа, откровенное восхищение чувственностью женственной пластики. Семантика плодородия в нем - продолжение идеи бесконечной активной, созидательной деятельности женщины, понимаемой широко - в различных культурных аспектах: она кормила, одевала (ткала, шила, вышивала и проч.), лечила, контролировала соблюдение канонов культуры, обращалась с просьбой к богам, при необходимости защищала семью. Деятельность человека преобразует его внутренний мир, душу, что фиксируется в изменениях костюма, сопровождающего человека повсюду. Искусственно создаваемый при помощи подпоясывания, многослойности, большой объем образа женщины-мокшанки транслировал семантику мироздания, гармонии мира, явно выраженную сконцентрированность на себе женской сущности. Манера ношения костюма эрзянки эксплицировала иные, более консервативные этические и эстетические требования этнокультуры к женщине: строгость, сдержанность, статичность, торжественность, монументальность.
10. Семантика звука обусловливалась его функциями сообщения, определения, предупреждения, стимулирования, акцентирования внимания, коммуникации разных поколений мордовской общины. В традиционном костюме звук представлял информацию о картине мира, окружающего человека, этнокультуре, народе и самом индивидууме: мордовский народ чутко вслушивался в звучание мира; у него отсутствовало осознание опасности, исходящей от соседних народов, что гарантировало открытость для восприятия всего нового. Прослеживается определенная динамика от внешнего звучания костюма (шумящих подвесок головного убора, нагрудных ожерелий с медными бубенчиками, бисерных сеток с колокольчиками, пяти - шести нитей бус медных, серебряных монет, чересплечных и поясных украшений, металлических предметов на обуви), создаваемого умелыми телодвижениями девушки или молодой женщины к непосредственному звучанию голоса женщины, ее речи. Женщина в этнокультуре мордвы выступала в качестве хранителя, источника важной информации, она озвучивала все пограничные состояния человека, раскрываемые в ритуалах.
11. На материале общественных календарных обрядов обосновывается тезис о том, что мордва осознавала особую роль одежды в жизни человека: она рассматривалась в качестве обязательной составной части материального обеспечения обрядов, необходимого атрибута (наряду с пищей) участников ритуалов. Повседневный костюм мордвы выполнял, прежде всего, утилитарную функцию; эстетическая функция в нем была слабо представлена. В будни допускалась старая одежда, не совсем чистая, даже ветхая.
К праздничному и ритуальному костюму у мордовского населения в середине ХIХ - начале ХХ вв. предъявлялись особые требования, хотя он создавался на основе повседневного. Одежда здесь должна была быть только чистая, новая. Обязательным требованием было соблюдение полноты комплекса (даже в жаркий летний день); обилия украшений. Повсеместно ритуальному мордовскому костюму была свойственна архаизация, новые виды одежды надевали на гулянья, праздники, а старинные - для участия в обряде, в наиболее торжественных случаях. Часто в качестве праздничной использовалась подвенечная одежда.
В качестве основных функций праздничной одежды можно признать функцию ее соответствия ритуалу или празднику (несмотря на некоторые неудобства для носителей, возникаемые, например, при обилии одежды в жару); объединительно-разделительные функции, формирующие внешний образ человека; эстетическую и магическую функции, а также функцию информирования о внутренних качествах личности.
12. Одежда выполняла важную роль в свадебном обряде мордвы мокши и эрзи, входя в состав кладки, приданого, даров невесты и жениха, поскольку считалась знаком материальной обеспеченности будущей семьи. Ее количество и качество подробно обсуждались родственниками молодых, только после согласования всех этих вопросов сватовство считалось состоявшимся. Различия в составе приданого эрзянской и мокшанской невест объяснялись субэтническими особенностями традиционных костюмов. На разных этапах свадебного обряда элементам одежды невесты были присущи особые знаковые функции. Рубашка как одежда, наиболее приближенная к телу, считалась проводником магической силы, скрытой в нагом теле. Накосник был символом девичества. Особыми магическими обереговыми действиями сопровождалось одевание невесты. Специфика свадебной одежды состояла в ее новизне, полноте комплекса, обилии украшений (желательно старинных, оставленных от предков). На свадьбе-самокрутке невеста могла быть в повседневной одежде, для которой обязательным было наличие магических знаков (веревочка - новая жизнь, 100 медных колец - неистощимое богатство, ключи - приобретение большого имущества, расческа - знак аккуратности). Необходимым атрибутом невесты считался «слезный, горевой» платок лажамо паця (э.).
Жених в день свадьбы надевал рубаху и штаны, изготовленные невестой и ее подругами; на боку за пояс прикреплял вышитый невестой платок. Из опасения порчи весь день он не снимал с головы шапку; под пятку в сапог ему клали монеты. Участники сватовства, надевая свою лучшую одежду, также производили магические действия: обвязывали себя нитками, клали монеты под пятку, втыкали иголки в верхнюю одежду. Обязательными атрибутами костюма сватов были шерстяные или меховые перчатки. Родственники жениха во время свадебного обряда демонстрировали окружающим дары невесты: сразу же надевали рубашку, к поясу прикрепляли платки, перекидывали через плечо вышитые полотенца, отрезы холста, иногда ими опоясывались или завязывали узлом на дугу. Сваха надевала традиционный обрядовый костюм данной местности, специальное украшение свахань пуло (э.), цекыня (м.) из мочала, соломы или лыка, в руках несла восковую свечу, сосновый кустик свахань тарад (э.), полотенце. В костюме стряпух можно было наблюдать звенящие украшения. Только во время свадеб-самокруток родственники не меняли одежду, какой бы она ни была, чтобы не внести нежелательные изменения.
Ряжение на свадьбе, во время которого использовали вывернутую мехом вверх шубу, старую рваную одежду, солдатский мундир, а также другие атрибуты (соломенный кнут, уздечку, колокольчик), выполняло магические функции, заключающиеся в том, чтобы напугать нечистую силу, установить связь между миром богов и миром людей. Особо важную роль в мордовском свадебном обряде играли полотенце, холст, платки, ленты, кисточки из шерстяных нитей.
13. В использовании традиционной мордовской одежды в родильных обрядах на первый план выдвигались практическая и магическая функции. В детском, подростковом костюме мордовского населения в ХIХ - начале ХХ вв. постепенно появлялись знаки отличия полов и возрастных ступеней: маленькая девочка, девочка-подросток и, наконец, девушка на выданье.
14. Траурная одежда мордвы представляла собой будничный костюм с минимумом или полным отсутствием украшений. Особенно широко употреблялись платки, полотенце и холст. Так, в причитаниях особенно часто упоминался платок для утирания слез сельведь нардамо паця (э.). Считалось, что он обладал магическими свойствами. Страхом перед умершим и всем, что было связано со смертью, объяснялись предосторожности во время обмывания и одевания покойного. Погребальную одежду готовили заранее, тщательно, с соблюдением необходимых ритуалов. Использовали только наиболее старинные на тот момент времени формы, которые уже не носили, но хранили на смерть. Обязательно соблюдалась полнота комплекса костюма покойного, причем у мокши - с запасом (три рубашки, трое портов, несколько поясов); учитывались необходимые приметы. Особо наряжали умершую девушку, обязательно используя полный набор украшений, дополнительно положив женский головной убор на случай выхода ее замуж. Этническая функция одежды являлась средством связи с предками и защиты от враждебных сил.
1. Шигурова Т. А. Культура и образование: материалы круглого стола // Интеграция образования. – 2006. – № 2 (43). – С. 184.
2. Шигурова Т. А. Традиции и духовность (на материале традиционного костюма мордвы) // Интеграция образования. – 2006. – № 3 (44). – С. 90–91.
3. Шигурова Т. А. Традиционный женский костюм в аспекте этногенеза мордовского народа // Вестник Чуваш. ун-та. – 2009. – № 4. – С. 107–111.
4. Шигурова Т. А. Отношение мордвы к национальному костюму (на материале традиционной мордовской одежды Саратовской губернии середины ХIХ – начала ХХ вв.) // Вестник Волгогр. гос. ун-та. Сер. 4. История. – 2010. – № 2. – С. 87–96.
5. Шигурова Т. А. Ритуальный национальный костюм как способ социально-культурной идентификации его владельца // Регионология. – 2010. – № 3. – С. 298–305.
6. Шигурова Т. А. Информационный потенциал текста мордовского костюма // Регионология. – 2011. – № 2. – С. 297–298.
7. Шигурова Т. А. Покрывало мордовской невесты в свадебном обряде: этно-социальный аспект // Вестник Чуваш. ун-та. Гуманитарные науки. – 2011. – № 1. – С. 133–138.
8. Шигурова Т. А. Истоки национального орнамента в мордовской культуре // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. – 2011. – № 4 (10): в 3-х ч. Ч. II. – С. 195–199.
9. Шигурова Т. А. Звук в костюме мордвы // Вестник Волгогр. гос. ун-та. Сер. 7. Философия. Социология и социальные технологии. – 2011. – № 1 (13). – С. 112–118.
10. Шигурова Т. А. Текст мордовского костюма как «память культуры» // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота. – 2011. – № 5 (11): в 3-х ч. Ч. III. – С. 197–201.
11. Шигурова Т. А. Мордовская вышивка в контексте этнокультуры. // Интеграция образования. – 2011. – № 3. – С. 88–102.
12. Шигурова Т. А. Семантика холста в традиционном костюме мордвы // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота. – 2011. – № 7 (13). Часть I. – С. 219–222.
13. Шигурова Т. А. Одежда в родильном ритуале мордвы // Вестник Чуваш. ун-та. Гуманитарные науки. – 2011. – № 4. – С. 117–122.
14. Шигурова Т. А. Функциональный диапазон текста костюма мордовского этноса // Ученые записки Российского гос. соц. ун-та. – М., 2011. – № 10. – С. 108–111.
Монографии:
15. Шигурова Т. А. Функциональная характеристика элементов традиционного мордовского костюма (на материале родильных обрядов) // Философия, вера, духовность: истоки, позиция и тенденции развития / Под общей ред. проф. О. И. Кирикова. – Кн. 4. – Воронеж: ВГПУ, 2005. – С. 248–257.
16. Шигурова Т. А. Приданое в свадебном обряде мордвы (конец ХIХ – начало ХХ вв.) // Философия, вера, духовность: истоки, позиция и тенденции развития / Под общей ред. проф. О. И. Кирикова. – Кн. 8. – Воронеж: ВГПУ, 2006. – С. 211–223.
17. Шигурова Т. А. Общее и особенное в традиционной женской одежде мордвы // Научные исследования: информация, анализ, прогноз / Под общей ред. проф. О. И. Кирикова. – Воронеж: ВГПУ, 2007. – С. 130–156.
18. Шигурова Т. А. Свадебная одежда мордвы. – Саранск: Рузаевский печатник, 2010. – 170 с.
19. Шигурова Т. А. Знаковая природа звуков в традиционном мордовском костюме. Глава ХХVIII // Наука и эпоха / Под общей ред. проф. О. И. Кирикова. – Кн. 5. – Воронеж: ВГПУ, 2011. – С. 445–461.
Учебные пособия:
20. Шигурова Т. А. Традиционный костюм мордвы в свадебных обычаях и обрядах. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2008. – 88 с.
21. Шигурова Т. А. История культуры России IХ – ХIХ вв. – Саранск: Красный Октябрь, 2010. – 49 с.
Публикации выступлений на международных и всероссийских конференциях:
22. Шигурова Т. А. Функции традиционного женского костюма в обычаях и обрядах мордвы (к постановке проблемы) // Историко-культурное развитие народов Среднего Поволжья: традиции и инновации. Материалы межрегион. науч.-практ. конф. (30 марта – 1 апреля 2004 г., Саранск) / Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2004. – С. 132–134.
23. Шигурова Т. А. Коллекция фотодокументов М. Е. Евсевьева как этнографический источник // Научное наследие М. Е. Евсевьева в контексте национального просветительства Поволжья (к 140-летию со дня рождения мордовского просветителя). Материалы Всерос. науч. конф. (11–13 мая 2004 г., г. Саранск) / Мордов. гос. пед. ин-т: в 3-х ч. Ч.2. – Саранск, 2004. – С. 30–35.
24. Шигурова Т. А. Цвет мордовской вышивки: символико-функциональный аспект // Культурология в контексте гуманитарного мышления: Материалы Всерос. межвуз. конф. (5–6 октября 2004 г.) / МГУ им. Н. П. Огарева и др. – Саранск, 2004. – С. 130–133.
25. Шигурова Т. А. Магические действия с одеждой, направленные на сохранение здоровья (на материале традиционного костюма мордвы // VI Конгресс этнографов и антропологов России: Тезисы докладов / Отв. ред. Ю. К. Чистов. – СПб.: МАЭ РАН, 2005. – С. 455.
26. Шигурова Т. А. Девичий венок как этнический показатель мордовской одежды // Наследие М. Ф. Жиганова и перспективы исторических исследований в Мордовии: материалы Республик. науч.-практ. конф., посвящ. 75-летию со дня рождения проф. М. Ф. Жиганова (г. Саранск, 17 ноября 2004 г.): в 2 ч. / отв. ред. В. А. Юрченков; НИИ гуманитар. наук при Правительстве РМ. Ч. 2. – Саранск, 2006. – С. 197–202.
27. Шигурова Т. А. К вопросу о манере ношения мокшанской рубахи // VII Конгресс этнографов и антропологов России: докл. и выступления. Саранск, 9 – 14 июля 2007 г. / редкол.: В. А. Тишков [и др.]; НИИ гуманитар. наук при Правительстве РМ. – Саранск, 2007. – С. 327.
28. Шигурова Т. А. Орнамент на территории Мордовии: к проблеме генезиса // Искусство в современном мире: материалы Всерос. науч. конф., 21–22 ноября 2007 г. В 2-х ч. Ч. 1. / под ред. проф. Н. И. Ворониной – Саранск, 2007. – С. 132–136.
29. Шигурова Т. А. К эволюции традиционного костюма мордвы // VII Конгресс этнографов и антропологов России: доклады и выступления. Саранск, 9–14 июля 2007 г. / редкол.: В. А. Тишков [и др.]; НИИ гуманитар. наук при Правительстве РМ. – Саранск, 2007. – С. 148.
30. Шигурова Т. А. Наименования традиционного русского костюма и его функционирование (по материалам «Словаря русских говоров на территории Морд. АССР // Русский язык в контексте национальной культуры: материалы Всерос. науч. конф., Саранск, 24–26 мая 2007 г. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2008. – С. 398–405.
31. Шигурова Т. А. М. Е. Евсевьев как коллекционер и фотограф (новые материалы к курсу «Краеведение Мордовии») // Жизнь провинции как феномен духовности. Междунар. науч. конф. (27–28 апреля 2006 г.) / под ред. Н. М. Фортунатова. – Нижний Новгород, 2008. – С. 144–146.
32. Шигурова Т. А. Межкультурные связи (на материале мордовского костюма) // Межкультурные связи в системе литературного образования: материалы Всерос. научн.-практ. конф. (19–20 нояб. 2008 г.) : в 2 ч. Ч. 2. – Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2008. – С. 196–198.
33. Шигурова Т. А. Современный праздничный костюм мордовского народа // VIII Конгресс этнографов и антропологов России: Тезисы докладов. Оренбург, 1–5 июля 2009 г. – Оренбург: Изд. центр ОГАУ, 2009. – С. 34.
34. Шигурова Т. А. Мордовский традиционный костюм как символ этнокультурной идентичности народа // Регион: культура в поиске самоидентичности. Материалы Всерос. науч. конф. с международным участием (Саранск, 29–30 сентября 2009 г.). – Саранск, 2009. – С. 88–90.
35. Шигурова Т. А. Головной убор мокшанской девушки: традиции и вариативность // Экология традиционной культуры и проблемы современного искусства: материалы Междунар. науч.-практ. конф. (Саранск, 22 апр. 2009 г.). – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2009. – С. 113–115.
36. Шигурова Т. А. «Встречают по одежке…» // Образовательная индустрия в культурном пространстве Республики Мордовия. Материалы регион. науч. конф. (Саранск, 12 марта 2010 г.). – Саранск, 2010. – С. 59–60.
37. Шигурова Т. А. Формирование языка мордовского орнамента // Наука и современность – 2011: сборник материалов Х Междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х частях. Часть 2 / Под общ. ред. С. С. Чернова. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2011. – С. 137–144.
38. Шигурова Т. А. Простейшие орнаментальные знаки: этно-культурологический аспект // «Наука и культура России». VIII Междунар. науч.-практ. конф. (26–27 мая 2011, Самара). – Самара: Сам ГУПС, 2011. – С. 59–61.
39. Шигурова Т. А. К проблеме знаковой сущности мордовского орнамента // «Наука и культура России». VIII Междунар. науч.-практ. конф. (26–27 мая 2011, Самара). – Самара: Сам ГУПС, 2011. – С. 57–59.
40. Шигурова Т. А. Феномен костюма мордвы: к проблеме интегративного исследования // Территория национальной культуры: проблемы и совр. практики. Материалы Междунар. науч-практ. конф. (Саранск, 19 ноября 2011 г.). – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2011. – С.109–111.
Прочие публикации
41. Шигурова Т. А. Коллекции МРОКМ. Мордовский республиканский объединенный краеведческий музей / Морд. респ. объед. краеведч. музей; Авт. текста: Л. Т. Артамошкина и др. – Саранск, 2003. – С. 21–22, 53–56, 60, 62–64.
42. Шигурова Т. А. Коллекция негативов М. Е. Евсевьева – запечатленная история мордовского народа // М. Е. Евсевьев: жизнь мордвы в фотографиях. Фотоальбом. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2004. – С. 33–37.
43. Шигурова Т. А. Свадебный костюм невесты у мордвы: этно-социальная характеристика // Краеведческие записки / Мордов. респ. объед. краеведч. музей; Ред. совет: П. Н. Тултаев, Н. Ф. Мокшин, П. Н. Калигин и др. – Саранск, 2004. – С. 24–29.
44. Шигурова Т. А. Традиционный костюм мордвы в родильных обрядах ХIХ – нач. ХХ вв // Новые подходы в гуманитарных исследованиях: право, философия, история, лингвистика. Межвуз. сб. науч. тр. Вып. V. – Саранск, 2005. – С. 223–227.
45. Шигурова Т. А. Традиционный русский костюм на территории Мордовии: поневный комплекс // Феникс. Ежегодник кафедры культурологии / Редкол.: Н. И. Воронина (отв. ред.) и др. – Саранск, 2005. – С. 158–162.
46. Шигурова Т. А. Социальные функции сюлгамы у мордвы // Актуальные проблемы социально-экономического, историко-культурного и правового развития народов Поволжья: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н. Ф. Беляевой. Морд. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2005. – С. 155–158.
47. Шигурова Т. А. Роза Валентиновна Левина: штрихи к портрету мастера // Феникс – 2007: ежегодник кафедры культурологии / редкол. Н. И. Воронина (ред.) и др. – Саранск, 2007. – С. 183–188.
48. Шигурова Т. А. Ритуальный свадебный костюм мордвы // Феникс – 2008: ежегодник кафедры культурологии / редкол. Н. И. Воронина (ред.) и др. – Саранск, 2008. – С. 163–167.
49. Шигурова Т. А. О некоторых особенностях традиционной мокшанской и эрзянской вышивки // Центр и периферия: культура российской провинции. Тр. НИИГН при Правительстве РМ. Т. 7 (124) / отв. ред. и сост. Т. М. Гусева. – Саранск, 2008. – С. 86–89.
50. Шигурова Т. А. Мокшанский костюм в контексте древнемордовской культуры: к проблеме генезиса // DISKURSUS – IХ: Материалы аспирантского семинара. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2009. – С. 8–12.
51. Шигурова Т. А. Михаил Тимофеевич Маркелов: возвращение к истокам // Феникс – 2009: ежегодник кафедры культурологии / редкол. Н. И. Воронина (ред.) и др. – Саранск, 2009. – С. 181–187.
52. Шигурова Т. А. Визуальные источники в творчестве М. Е. Евсевьева // Феникс – 2010 (11): науч. ежегодник кафедры культурологии, этнокультуры и театрального искусства / гл. ред. Н. И. Воронина. – Саранск, 2010. – С. 127–130.
53. Шигурова Т. А. О мордовском костюме как тексте этнокультуры // Краеведческие записки – 2010. – Саранск, 2011. – С. 19–22.
54. Шигурова Т. А. Семантические аспекты использования материалов в костюме мордвы // Феникс – 2011. – № 12: науч. ежегодник кафедры культурологии, этнокультуры и театрального искусства / гл. ред. Н. И. Воронина. – Саранск, 2011. – С. 99–104.