- В условиях отсутствия четких критериев социальной идентификации процесс социальной стратификации послереволюционного общества проходил в значительной степени стихийно. Определяя социальный состав населения, представители не только местных, но и центральной властей, обычно демонстрировали полное непонимание различий между социальным происхождением, социальным положением и классовой принадлежностью. Документы тех лет предлагают тысячи примеров произвольной классификации населения по «социальному» (либо «классовому») составу: помимо происхождения критерием социальной идентификации могли стать профессия, занятие в настоящий момент, в том числе и временное (студент, домохозяйка, безработный и т.п.); трудоспособность человека («инвалид») и даже его место рождения («гражданин такого-то города»). Отсюда и вполне очевидная неразбериха в определении социальной принадлежности граждан, значительная часть которых не только не знали своего собственного социального статуса, но и вообще не понимали, что это такое. Постепенно бесконечное разнообразие «социальных групп» и «классов» в официальной документации вытесняется четырьмя основными социальными категориями: рабочие, крестьяне, служащие и прочие. Такая система, с одной стороны, значительно упрощала определение социальной принадлежности граждан, а, с другой - увеличивала социальную мобильность различных социальных групп.
- На протяжении всего исследуемого периода параллельно шло смешение различных социальных слоев, с одной стороны, и дифференциация единых в прошлом социальных групп, с другой. Такие понятия, как «капиталисты», «помещики», «чиновники» постепенно теряли свое прежнее смысловое значение, наполняясь при этом новым содержанием, причем разные социальные слои понимали его по-разному.
- Реконструкция судеб «бывших» в Советской России показывает, насколько многогранной, изменчивой и противоречивой была послереволюционная действительность, в том числе в сфере социальных отношений и определявшей их «классовой политики». Наряду с откровенной физической расправой с «классовыми врагами», в первое время большевиками применялись и методы убеждения, и амнистии, и «либеральные» жесты, призванные продемонстрировать приверженность режима большевиков идеалам демократии.
- Сравнение политических деклараций, юридических актов и инструкций большевистской власти с их реализацией на уровне повседневных практик показало, что, несмотря на очевидное господство классового принципа во всех сферах жизни советского общества, его практическое воплощение отличалось от бумажного «идеала», будучи опосредовано целым рядом объективных и субъективных обстоятельств. Репрессии периода «красного террора» на практике далеко не всегда имели четкую классовую направленность. В частности, имела место вольная трактовка соответствующих законов и инструкций. В этих условиях огромную роль играл «субъективный фактор», в том числе основанный на материальном интересе.
- К концу 1920-х гг. само понятие «классовой принадлежности» существенно трансформировалось, означая отныне не столько социальное происхождение человека, сколько оценку его политических установок в контексте лояльности режиму. В этих условиях власть имела возможность свободно манипулировать терминами, что вносило элемент непредсказуемости, нарастание которого хорошо прослеживается на примере «чисток» совслужащих.
- К началу 1930-х гг. границы между представителями различных в прошлом социальных слоев все больше размывались, как в силу естественного их смешения, так и в результате изменения характера социальной политики. Критерий «классовости» все больше превращался в атрибут революционной риторики; удобное объяснение тех или иных действий властей или частных лиц. Им прикрывались и манипулировали как центральная власть в борьбе с политически неблагонадёжными лицами, так и нечистые на руку представители местной власти и даже (как видно из писем, жалоб, доносов) рядовые обыватели.
- Послереволюционное общество было значительно более сложным и нестабильным социальным организмом, чем принято было полагать. Традиционный классовый подход не позволяет адекватно оценить многообразие и разнохарактерность действовавших в нем социальных сил и интересов, а также выявить специфику социальных отношений в условиях рассматриваемого периода.
- Процесс «перевоспитания», «переделки» представителей социально чуждых слоев проходил крайне сложно и болезненно, затянувшись на долгие годы. Клеймо «чуждого» в течение всей жизни висело над головой, как дамоклов меч. Тем не менее, представление о том, что лица «плохого» происхождения в Советской России были обречены, если не на смерть, то на постоянную дискриминацию, является упрощением. Многие из «бывших», и особенно - представители молодого поколения, успешно приспособились к советским реалиям. В конечном итоге новые социальные группы советского общества, включая и советскую партийную и государственную «элиту», возникали на основе синтеза различных слоев дореволюционного и раннего советского общества.
2. Смирнова Т.М. Ужесточение социальной политики Советской власти и «классовая борьба» на уровне повседневно-бытового общения. Конец 1920-х – начало 1930-х гг. // Вестник РУДН. 2003. № 2. С. 74-87 (1,4 а.л.)
3. Смирнова Т.М. «В происхождении своем никто не повинен...»? Проблемы интеграции детей «социально чуждых элементов» в послереволюционное российское общество (1917-1936 гг.). // Отечественная история. 2003. № 4. С. 28-42 (1,5 а.л.)
4. Смирнова Т.М. «Социальное положение состоит из одной коровы и одного двухэтажного дома»: «Классовая принадлежность» и «классовая справедливость» в Советской России, 1917-1936 гг. // Вестник РУДН. 2005. № 4. С. 89-97 (1 а.л.)
5. Смирнова Т.М. «О судьбе эвакуированных в Чехословакию советских детей в начале 1920-х годов» // Отечественная история. 2007. № 1. С. 77-93 (1 а.л.)
6 Смирнова Т.М. Чистки соваппарата как часть советской повседневности 1920-1930-х годов // Вестник РУДН. 2009. № 3. С. 103-120 (1,3 а.л.)
7. Smirnova, Tatiana M. Children´s Welfare in Soviet Russia: Society and the State, 1917-1930s // The Soviet and Post-Soviet Review, Volume 36, Number 2, 2009. Р.Р. 169-181 (1 а.л.)
8. Рец.: Смирнова Т.М. Ш. Плаггенборг. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма // Отечественная история. 2001. № 5. С. 189-192 (0,5 а.л.)
9. Рец.: Смирнова Т.М. А.Ю. Рожков. В кругу сверстников. Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х годов. В 2-х тт.: Т. 1. 406 с.; Т. 2. 206 с. Краснодар, 2002 // Отечественная история. 2004 (0,5 а.л.)
Монографии
10. Смирнова Т.М. «Бывшие люди» Советской России. Стратегии выживания и пути интеграции. 1917-1936 годы. М.: Издательский дом «Мир истории», 2003. 247 С. (19 а.л.)
Научные статьи и материалы научно-практических конференций
11. Смирнова Т.М. «Экспроприация экспроприаторов» в Советской России // Источниковедение ХХ столетия. Тезисы докладов и сообщений научной конференции. М., 1993. С. 119-120 (0,2 а.л.)
12. Смирнова Т.М. Социальный портрет «бывших» в Советской России 1917-1920 годов. (По материалам регистрации «лиц бывшего буржуазного и чиновного состояния» осенью 1919 г. в Москве и Петрограде) // Социальная история. Ежегодник 2000. М., 2000. С. 87-126 (2,6 а. л.)
13. Смирнова Т.М. Образ «бывших» в советской литературе // История России XIX-XX веков. Новые источники понимания. М., 2001. С. 222-230 (1,2 а.л.)
14. Смирнова Т.М. «Бывшие» в условиях НЭПа (По материалам Москвы и Московской области) // НЭП и становление гражданского общества в России: 1920-е годы и современность (Материалы Всероссийской научной конференции, Славянск-на-Кубани, 17-20 октября 2001 г.). Краснодар, 2001. С. 156-159 (0,3 а.л.)
15. Смирнова Т.М. «Сын за отца не отвечает». Проблемы адаптации детей «социально чуждых элементов» в послереволюционном обществе (1917-1936 гг.) // Россия в XX веке: Люди, идеи, власть. М., 2002. С. 172-193 (2 а.л.)
16. Смирнова Т.М. «Вычистить с корнем социально-чуждых»: Нагнетание классовой ненависти в конце 1920-х - начале 1930-х гг. и её влияние на повседневную жизнь советского общества. (По материалам «чисток соваппарата» Москвы и Московской области). // Россия в XX веке. Реформы и революция. Т. 2. М., 2002. С. 187-205 (2 а.л.)
17. Смирнова Т.М. Жилищная политика Советской власти в годы НЭПа. (По материалом демуниципализации в Москве и Московской губернии) // Ежегодник историко-антропологических исследований. 2001/2002. М., 2002. С. 276-287 (1 а.л.)
18. Смирнова Т.М. «... Чтобы нам дали возможность мирно дожить нашу жизнь...»: Представители бывших привилегированных слоев в поисках новой социальной ниши. Октябрь 1917-1921 годы // Советская власть  народная власть? Очерки истории народного восприятия Советской власти в СССР. СПб., 2003. С. 67-87. (1 а.л.)
19. Смирнова Т.М. «Бывшие» в условиях НЭПа: «Широкие перспективы» или новые проблемы // Cahiers du Monde russe. 2003. № 44/1 (Janvier-Mars). С. 111-133. (1,5 а.л.)
20. Смирнова Т.М. Дети Советской России (по материалам Деткомиссии ВЦИК. 1921-1924 гг.) // Социальная история. Ежегодник 2001-2002. М., 2003. С. 486-528 (2 а.л.)
21. Смирнова Т.М. Образ «бывших» в советской литературе 1920-1930-х гг. // Преподавание истории в школе. 2004. № 5. С. 14-20. (1 а.л.)
22. Смирнова Т.М. Советская повседневность, народное творчество и массовая культура // Историк и художник. 2005. № 2. (1,5 а.л.)
23. Смирнова Т.М. Демуниципализация домов в годы НЭПа: восстановление жилого фонда или обогащение коммунальных служб? // НЭП: экономические, политические и социокультурные аспекты. М.: РОССПЭН, 2006. C. 464-480 (1,5 а.л.)
24. Смирнова Т.М. «Жилищный вопрос  такой важный и такой больной…» Жилищная политика и практика в послереволюционной России (1917-начало 1920-х гг.) // The Soviet and Post-Soviet Review, 33, Vol. 2-3 (2006), Charles Schlacks, Publisher Idyllwild, California, USA, 2007. P. 183-208 (2 а.л.)
25. Смирнова Т.М. «Отправлять детей физически здоровых, умственно развитых и морально безупречных …» Эвакуация голодающих детей Советской России за границу, 1921 год // Советская социальная политика 1920-х - 1930-х годов: Идеология и повседневность. Сб. статей / Под ред. П.В. Романова, Е.Р. Ярской-Смирновой. М., 2007. С. 349-391 (2 а.л.)
26. Смирнова Т.М. Классовая борьба на «жилищном фронте»: особенности жилищной политики Советской власти в 1917  начале 1920-х гг. // Социальная история. Ежегодник, 2007. М., 2008. С. 199-218 (1,7 а.л.)
27. Смирнова Т.М. «Прекраснейшее в мире здание охраны детства…»: Советская «детская» политика и общество. 1917-1930-е гг. // Ежегодник историко-антропологических исследований 2006/2007. М., 2008. С. 124-156 (2,2 а.л.)
28. Смирнова Т.М. Охрана детства в Советской России: Общество и власть. 1917-1930-е гг. // Экономическая история. Обозрение. Вып. 14. М., МГУ, 2008. С. 93-116 (1,5 а.л.)
29. Смирнова Т.М. Государство или общественная инициатива? Опыт решения «детских проблем» в 1917-1930-е гг. для современной России // Социальная история. Ежегодник 2009. М., 2009 (2,8 а.л.)
30. Смирнова Т.М. Российское детство XX века: новые обобщающие работы и новые вопросы //Ребенок в истории и культуре. Труды семинара «Культура детства: нормы, ценности, практика». Вып. 4. М., 2009 (1 а.л.)